Во времена Людовика XIV перемены затронули не только мужской идеал красоты – коснулись они и женщин. Идеал женской красоты отличали величественность плюс жеманство и женственность. Женщина должна была быть высокой, грациозной, кокетливой, с длинными и пышными волосами и покатыми плечами, с пышной грудью с крупными сосками, крутыми бедрами, очень тонкой талией (с помощью корсета ее затягивали до 40 см!).
...Кстати, корсет был очень тяжелым (почти 1 кг), в него вшивались пластины из китового уса. Естественно, торговля китовым усом становилась с каждым днем все прибыльнее. Мода на тонкую талию порой приводила к тому, что иные дамы ежедневно падали в обморок (приходилось носить с собой нюхательную соль), а иногда и к трагедии – жесткий каркас корсета пропарывал печень. Порой корсет даже выдавал неверных жен: мужья завязывали утром маленький узелок, а вечером проверяли его сохранность...
читать дальшеМежду прочим, дамский гардероб 2-й половины XVII столетия менялся чаще, чем мужской. Дело в том, что обычно он создавался при королевском дворе Франции под влиянием не королевы – длинноносой толстушки Марии-Терезии, а вкусов многочисленных капризных фавориток любвеобильного Людовика XIV; от мадам де Лавальер до мадам де Ментенон.
В это время стала цениться и индивидуальность, оригинальность дамских костюмов. Если какая-нибудь смелая дама показывалась в новом оригинальном, изобретенном ею костюме, то ей начинали подражать все дамы ее круга. Если экстравагантный костюм отмечал сам король-Солнце, то увлечение этой новинкой и вовсе приобретало ажиотажный характер.
Обычно историю женского костюма той изысканной эпохи делят на четыре периода – по четырем знаменитым любовницам Людовика, имевшим на него наибольшее влияние.
....Большую часть 60-х гг. XVII в. сердце короля принадлежало его первой фаворитке мадам Луизе-Франсуазе де Лавальер (1644-1710), впоследствии герцогине. Несмотря на то, что она не отличалась красотой и немного прихрамывала, ей удалось очаровать молодого короля своей миловидностью, природной грацией и приветливым нравом. Лавальер отличали ангельская скромность и целомудрие, наложившие отпечаток и на женскую моду того времени. Именно ей дамы обязаны стремлением создать удобные домашние наряды, столь необходимые для семейной жизни. Любовь Людовика была безмерна, но не вечна; на горизонте придворной жизни появилась новая звезда – подруга детства и юности Лавальер, циничная и опытная кокетка Монтеспан...
Период с 1667 по 1687 г., именуемый периодом расточительной мотовки, высокой и статной, остроумной и высокомерной, страстной и коварной южанки, с удивительными формами и пламенным взором, госпожи Франсуазы-Атенаис де Монтеспан (1641-1707), это время, когда костюм отличался сложностью и пышностью, декоративной изощренностью и излишней роскошью: золотые кружева, золотая парча, золотые вышивки, золото на золоте, бриллиант на бриллианте. Как писала знаменитая модница той поры мадам де Севинье: «Все это перевито золотом, и все это перемешано с золотыми вещичками, а все вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо было быть волшебником, чтобы создать такое произведение, выполнять эту немыслимую работу». Таков был костюм маркизы де Монтеспан. Да и как иначе могла одеваться женщина, проигрывавшая чуть ли не ежедневно в карты 100 тысяч золотых экю!? Бывало, за игру она проигрывала 700 000 талеров, однако ставила на три карты последние 150 000 пистолей и отыгрывалась. Она занимала 20 комнат в Версале на первом этаже, тогда как королева – лишь 11, да и то на втором. Именно Монтеспан нарушила регламент ношения вновь вошедшего в моду шлейфа. Старшая статс-дама де Ноай несла шлейф маркизы, а шлейф королевы – простой паж...
Время с 1677 по 1681 г. определялось вкусами мадемуазель Марии-Анжелики де Фонтанж (1661-1681) – безукоризненной красавицы со светло-пепельными волосами и огромными светлосерыми бездонными глазами, молочной кожей и естественно-розовыми щечками. Девица Фонтанж пленила короля молодостью, свежестью, как бы сказали сегодня, невероятной сексапильностью, но уж никак не умом, весьма ограниченным. Одна из придворных дам, Лизелотта фон Пфальц, писала, что она была прелестна, как ангел, от кончиков пальцев ног до корней волос. Даже люто ненавидевшая ее мадам де Монтеспан называла Марию-Анжелику прекрасной... статуей – столь восхитительны были ее формы.
В ту пору костюм освободился от вычурных форм предыдущего периода, стал изысканнее и проще, но не утратил кокетливости. И вообще, все связанное с Фонтанж носило отпечаток изящной игры. Именно Фонтанж, играя в крестьянку или торговку, сделала обязательным ношение фартука (таблие). Чисто декоративный, но, как правило, из драгоценного кружева, он из чисто плебейской одежды превратился в парадный «фасад» женского аристократического платья.
И, наконец, период с 1684 по 1715 г., когда на короля заметное влияние оказывала воспитательница детей Людовика XIV от мадам де Монтеспан мадам Франсуаза де Ментенон (1635-1719), женщина скорее умная, чем красивая, большая поклонница иезуитов.
С «воцарением» Ментенон в костюме обнаружилась тенденций к строгости и умеренности. Например, очень откровенное декольте времен госпожи Монтеспан, сменилось почти глухим платьем. Под влиянием Ментенон король даже ввел полицию нравов для борьбы с излишне глубоким декольте. Полицейские на улице стали измерять линейкой глубину декольте у галантных дам. Наказание было весьма оригинальным: у «провинившихся» срезали волосы – для париков требовалось много материала. Излишняя мишура в виде кружев и лент отпала. Столь популярная маска была объявлена принадлежностью публичных женщин. Порядочные дамы могли носить ее только в театре, чтобы скрыть краску стыда в случае какой-либо скабрезности на сцене. Мадам де Ментенон, боясь загара и холода, всегда носила при себе складной шелковый зонтик, обшитый кружевом и бахромой. Подражая ей, модницы не расставались с зонтами, даже верхом на лошади. Эта хитроумная женщина с тихим, вкрадчивым голосом, изящной фигурой, плавными движениями и необыкновенными глазами деспотично управляла Людовиком XIV почти 30 лет! Ее роль в государственных делах была столь велика, что она с не меньшим правом, чем сам король, имела право воскликнуть: «Государство – это я!».
Иногда подражание придворных дам фавориткам доходило до курьеза.
Так, когда де Монтеспан благодаря усилиям короля в первый раз оказалась в интересном положении, то, чтобы скрыть растущий живот, она придумала носить юбку спущенной на бедра, а на животе между юбкой и укороченным лифом свободными складками выпускала нижнюю рубашку. Вместе с Монтеспан такие платья стали носить все придворные модницы, отнюдь не беременные.
...Кстати, королевских фавориток во Франции не любили испокон веков, эти особы служили своего рода «козлами отпущения». Благодаря их существованию французы могли любить своего монарха, а все его непопулярные шаги сваливать на зарвавшуюся в стремлении к роскоши фаворитку...
В XVII веке нижнее белье – кальсоны – женщины, как известно, не носили, считая это позорным. Носить их могли только полные развалины. Но никто не хотел в эпоху галантнолюбовного флирта, очень часто сопровождавшегося быстротечным «огневым» контактом, считать себя старухой, поэтому дамы не носили штанов, кроме одной ситуации; под юбку надевали кальсоны, собираясь на... верховую прогулку.
А вот форма и, отчасти, глубина выреза менялись. Все зависело от прихоти очередной фаворитки.
Сначала, во времена мадам де Лавальер, декольте имело форму неглубокого овала, затем, когда настал черед госпожи де Монтеспан, у которой по восторженным отзывам, льстивых современников была грудь, «в которой можно было утонуть», декольте стало столь бесстыдно открытым и глубоким, что кавалер получал исчерпывающую информацию о его содержимом. Наконец, к концу XVII века под влиянием последней фаворитки короля, умной, властной и деспотичной маркизы Ментенон, вырез на груди приобрел вид неглубокого и неширокого квадрата: у этой королевской пассии грудь давно приобрела форму «ушек спаниеля».
...Кстати, вот уже на протяжении четырех веков, начиная с XVII века, наблюдается любопытная закономерность; если в конце столетия параметры женской груди и бедер возрастают максимально, порой запредельно, то в начале следующего века они «спадают» до естественных пропорций. Судя по прогнозам имиджеологов, а начале XXI века эта тенденция будет прервана, ибо ожидаемый идеал 94-62-94 является прямым продолжением 90-60-90 конца XX века...
С легкой руки, а вернее, «ноги» завзятой кокетки мадам Монтеспан пошла мода на высокий выгнутый «французский» (изогнутый в сторону центральной части стопы) каблук, на бархатные или парчовые туфли с очень узким, заостренным носком. Такие туфли тоже требовали осторожной, плавной походки, которой учили с детства.
...Кстати, нередко появление женской обуви на высоком каблуке объясняют модой на статных красавиц, а природа не всех одаривает ростом. Действительно, первоначально высокие каблуки всего лишь добавляли рост, но позднее осознали и эротическое значение этой детали туалета. Каблук меняет саму манеру держаться: живот втягивается, грудь выступает вперед и кажется пышнее. Чтобы сохранить равновесие, надо выпрямить спину, благодаря чему выступает назад «нижний бюст» – ягодицы; особое положение колен делает походку более четкой и бойкой; пинии бедер становятся напряженнее, их формы – пластичнее и яснее; сексуальная привлекательность дамы возрастает. Ведущие изготовители современной модельной обуви утверждают, что оптимальная ширина шага, не лишающая женскую походку необходимой элегантности, составляет полторы длины ступни, ноги ставятся по одной линии. Более размашистый шаг придает походке мужиковатый вид и агрессивность. Излишне укороченный шаг (семенящая походка) делает из женщины... гейшу, ноги которой спутаны полами кимоно, – робкую, покорную, неуверенную в себе. На Востоке девушки отрабатывают походку «стопа в стопу», без интервала, зажимая коленями спичечный коробок... Пока моралисты боролись с пристрастием аристократок к декольте, дамы совершенствовались в искусстве покорения сердец мужчин при помощи... собственных ножек. Именно в это время появилось понятие “retrousse” – искусство показывать ногу. Дамы быстро смекнули, что при помощи цвета чулка и формы туфельки можно исправить все недостатки ног. Поскольку правила приличия предписывали скрывать лишь наготу, вполне одетые ножки теперь могли радовать взоры мужчин не только в области щиколоток. Тем более, что в моду вошли очень красивые чулки белого и телесного цвета, а подвязки завязывались под коленом и их нередко приходилось поправлять как бы между прочим.
К концу правления престарелого, но все еще любвеобильного Людовика, когда он стал часто болеть и, хандря, проводил много часов в спальне в окружении красивых придворных дам, среди них возникла мода одеваться как можно соблазнительнее и продуманно небрежно. Так в моду вошло дезабилье или платье, создающее впечатление одетого не до конца.
Домашняя одежда в это время для женщин стала совершенно необходимой, так как хотя бы временно избавляла их от тяжелых выходных платьев, С легкой руки герцогини де Фонтанж, среди дам (особенно в среде молоденьких честолюбивых девиц) очень модно стало принимать знакомых, в том числе мужчин, во время утреннего туалета в полупрозрачном, из тончайшего газа, пеньюаре либо дезабилье, цветных тонких шелковых чулках. Дальше – больше: так появилась мода у женщин на пеньюары и дезабилье целый день.
Благодаря Фонтанж вошла в моду прическа, названная в ее честь, – «а-ля Фонтанж». Сколь интересна история возникновения этой кокетливой прически, столь поучительна и судьба ее красивой создательницы.
...Как-то в 1680 г. на охоте в лесах Фонтенбло красавица, носясь на коне, растрепала свою прическу и, чтобы поправить ее, нисколько не смущаясь, подняла на глазах у всего опешившего двора подол юбки до бедра, сняла красную подвязку от чулок и кокетливо перевязала ей свои прекрасные волосы, бантики кружевной подвязки расположились лесенкой надо лбом красавицы. Эта незатейливая импровизированная прическа очаровала короля, и он попросил свою возлюбленную, чтобы она другой не носила.
Естественно, что уже на следующий же день ее примеру последовали все придворные дамы и девицы (если таковые еще имелись) в надежде на соответствующую благосклонность короля-Солнце, и прическа «а-ля Фонтанж» вошла в моду на 30 лет. Некоторые модницы собирали пучок не прямо, а под углом, на манер падающей Пизанской башни. Даже простолюдинки сооружали себе подобие «фонтанжей».
...Судьба прехорошенькой госпожи Фонтанж трагична. 21 июня 1681 года в возрасте 22-х лет она скончалась от воспаления легких, осложненного потерей крови при родах. Одно время ходили слухи об отравлении ее ревнивой и властной экс-фавориткой де Монтеспан, но как обстояло дело на самом деле, нам не дано узнать...
После смерти несчастной Фонтанж появилось множество (более сотни) вариантов случайно изобретенной ею прически. Обычно прическа типа «фонтанж» представляла нагромождение высоко надо лбом нескольких туго завитых локончиков-штопоров, расположенных горизонтально рядами и поэтажно. Один или несколько этих змеевидных локонов спускались на грудь.
Нередко своей высотой (до 130 см, как это случалось у венских модниц) прическа нарушала пропорции фигуры, увеличивая рост, – лицо оказывалось как бы в середине. Со временем размеры этой прически уменьшились. Она стала ниже и компактнее, получив название «удобная». Так как локоны не могли удержаться на определенной высоте, то применяли проволочные каркасы. Прическа распространилась по всей Европе, а со времен Петра 1 даже в России.
В последние годы царствования короля Людовика XIV стала модна строгая, гладкая прическа, волосы разделялись прямым пробором и скалывались на затылке в узел или пучок. Эту прическу ввела в моду мадам Ментенон, последняя фаворитка короля, славившаяся своей набожностью. Прическа называлась «смирение».
Если маркизе де Монтеспан влюбленный Людовик построил мини-дворец Фарфоровый Трианон и широкой публике это мало известно, то для мадам де Лавальер он воздвиг во второй половине XVII в. неподалеку от Парижа крупнейший дворцово-парковый ансамбль Версаль – один из шедевров мировой архитектуры!
...Кстати, Версаль – это подлинная поэма, созданная из мрамора и украшенная статуями, фонтанами, бассейнами, террасами, цветниками и рощами. Все, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой ничего не нужно было кроме... королевской любви. Влюбленному Людовику было угодно, чтобы на абсолютно пустынном месте по его воле появился рай земной. Гениальные архитекторы Лево и Мансар спроектировали дворец, а Ленотр – сады. Людовик прожил в Версале почти 50 лет. Его постройка обошлась Франции в очень «кругленькую» сумму.
Только покупка земли, постройки, прорытие реки Еры, водоподъемные машины Марли и «ланьи обошлись в 86 668 726 ливров. Построение часовни стоило 3 260 341 ливр. Итого: 89 929 067 ливров, т.е. по ценам XIX века, когда делался этот подсчет, 400 млн. франков. К ним следует прибавить еще стоимость картин и статуй – более чем на 6 500 000 франков.
При дворце был разбит гигантский роскошный парк. В его изысканной планировке соблюдалась строгая симметрия дорожек, площадок, зеркальных бассейнов. Деревья и кустарники, обрамляющие аллеи, выстригались в виде геометрических фигур (шарами и пирамидами). В глубине кустарников располагались изящные скамейки для отдыха в окружении белых мраморных статуй, изображающих героев и античных богов.
Версаль с его парками и бесконечными увеселениями служил для европейского дворянства образцом королевской роскоши. Правила вкуса, господствовавшие там, считались откровением. «Версальскому диктату» (изящество костюмов плюс утонченное эпикурейство придворной жизни) охотно подчинялись все. Многие богатые аристократы, следуя примеру короля, создавали подобные парки-сады возле своих особняков. Моду той поры стали называть модой Версаля, вернее, версальской,
Любовь Людовика к Лавальер кончилась, но Версаль остался на века. Он стоит и сейчас, поражая нас своей невероятной изысканностью и утонченным великолепием, являясь символом пусть не вечной, но по истине королевской любви!..
...Кстати, корсет был очень тяжелым (почти 1 кг), в него вшивались пластины из китового уса. Естественно, торговля китовым усом становилась с каждым днем все прибыльнее. Мода на тонкую талию порой приводила к тому, что иные дамы ежедневно падали в обморок (приходилось носить с собой нюхательную соль), а иногда и к трагедии – жесткий каркас корсета пропарывал печень. Порой корсет даже выдавал неверных жен: мужья завязывали утром маленький узелок, а вечером проверяли его сохранность...
читать дальшеМежду прочим, дамский гардероб 2-й половины XVII столетия менялся чаще, чем мужской. Дело в том, что обычно он создавался при королевском дворе Франции под влиянием не королевы – длинноносой толстушки Марии-Терезии, а вкусов многочисленных капризных фавориток любвеобильного Людовика XIV; от мадам де Лавальер до мадам де Ментенон.
В это время стала цениться и индивидуальность, оригинальность дамских костюмов. Если какая-нибудь смелая дама показывалась в новом оригинальном, изобретенном ею костюме, то ей начинали подражать все дамы ее круга. Если экстравагантный костюм отмечал сам король-Солнце, то увлечение этой новинкой и вовсе приобретало ажиотажный характер.
Обычно историю женского костюма той изысканной эпохи делят на четыре периода – по четырем знаменитым любовницам Людовика, имевшим на него наибольшее влияние.
....Большую часть 60-х гг. XVII в. сердце короля принадлежало его первой фаворитке мадам Луизе-Франсуазе де Лавальер (1644-1710), впоследствии герцогине. Несмотря на то, что она не отличалась красотой и немного прихрамывала, ей удалось очаровать молодого короля своей миловидностью, природной грацией и приветливым нравом. Лавальер отличали ангельская скромность и целомудрие, наложившие отпечаток и на женскую моду того времени. Именно ей дамы обязаны стремлением создать удобные домашние наряды, столь необходимые для семейной жизни. Любовь Людовика была безмерна, но не вечна; на горизонте придворной жизни появилась новая звезда – подруга детства и юности Лавальер, циничная и опытная кокетка Монтеспан...
Период с 1667 по 1687 г., именуемый периодом расточительной мотовки, высокой и статной, остроумной и высокомерной, страстной и коварной южанки, с удивительными формами и пламенным взором, госпожи Франсуазы-Атенаис де Монтеспан (1641-1707), это время, когда костюм отличался сложностью и пышностью, декоративной изощренностью и излишней роскошью: золотые кружева, золотая парча, золотые вышивки, золото на золоте, бриллиант на бриллианте. Как писала знаменитая модница той поры мадам де Севинье: «Все это перевито золотом, и все это перемешано с золотыми вещичками, а все вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо было быть волшебником, чтобы создать такое произведение, выполнять эту немыслимую работу». Таков был костюм маркизы де Монтеспан. Да и как иначе могла одеваться женщина, проигрывавшая чуть ли не ежедневно в карты 100 тысяч золотых экю!? Бывало, за игру она проигрывала 700 000 талеров, однако ставила на три карты последние 150 000 пистолей и отыгрывалась. Она занимала 20 комнат в Версале на первом этаже, тогда как королева – лишь 11, да и то на втором. Именно Монтеспан нарушила регламент ношения вновь вошедшего в моду шлейфа. Старшая статс-дама де Ноай несла шлейф маркизы, а шлейф королевы – простой паж...
Время с 1677 по 1681 г. определялось вкусами мадемуазель Марии-Анжелики де Фонтанж (1661-1681) – безукоризненной красавицы со светло-пепельными волосами и огромными светлосерыми бездонными глазами, молочной кожей и естественно-розовыми щечками. Девица Фонтанж пленила короля молодостью, свежестью, как бы сказали сегодня, невероятной сексапильностью, но уж никак не умом, весьма ограниченным. Одна из придворных дам, Лизелотта фон Пфальц, писала, что она была прелестна, как ангел, от кончиков пальцев ног до корней волос. Даже люто ненавидевшая ее мадам де Монтеспан называла Марию-Анжелику прекрасной... статуей – столь восхитительны были ее формы.
В ту пору костюм освободился от вычурных форм предыдущего периода, стал изысканнее и проще, но не утратил кокетливости. И вообще, все связанное с Фонтанж носило отпечаток изящной игры. Именно Фонтанж, играя в крестьянку или торговку, сделала обязательным ношение фартука (таблие). Чисто декоративный, но, как правило, из драгоценного кружева, он из чисто плебейской одежды превратился в парадный «фасад» женского аристократического платья.
И, наконец, период с 1684 по 1715 г., когда на короля заметное влияние оказывала воспитательница детей Людовика XIV от мадам де Монтеспан мадам Франсуаза де Ментенон (1635-1719), женщина скорее умная, чем красивая, большая поклонница иезуитов.
С «воцарением» Ментенон в костюме обнаружилась тенденций к строгости и умеренности. Например, очень откровенное декольте времен госпожи Монтеспан, сменилось почти глухим платьем. Под влиянием Ментенон король даже ввел полицию нравов для борьбы с излишне глубоким декольте. Полицейские на улице стали измерять линейкой глубину декольте у галантных дам. Наказание было весьма оригинальным: у «провинившихся» срезали волосы – для париков требовалось много материала. Излишняя мишура в виде кружев и лент отпала. Столь популярная маска была объявлена принадлежностью публичных женщин. Порядочные дамы могли носить ее только в театре, чтобы скрыть краску стыда в случае какой-либо скабрезности на сцене. Мадам де Ментенон, боясь загара и холода, всегда носила при себе складной шелковый зонтик, обшитый кружевом и бахромой. Подражая ей, модницы не расставались с зонтами, даже верхом на лошади. Эта хитроумная женщина с тихим, вкрадчивым голосом, изящной фигурой, плавными движениями и необыкновенными глазами деспотично управляла Людовиком XIV почти 30 лет! Ее роль в государственных делах была столь велика, что она с не меньшим правом, чем сам король, имела право воскликнуть: «Государство – это я!».
Иногда подражание придворных дам фавориткам доходило до курьеза.
Так, когда де Монтеспан благодаря усилиям короля в первый раз оказалась в интересном положении, то, чтобы скрыть растущий живот, она придумала носить юбку спущенной на бедра, а на животе между юбкой и укороченным лифом свободными складками выпускала нижнюю рубашку. Вместе с Монтеспан такие платья стали носить все придворные модницы, отнюдь не беременные.
...Кстати, королевских фавориток во Франции не любили испокон веков, эти особы служили своего рода «козлами отпущения». Благодаря их существованию французы могли любить своего монарха, а все его непопулярные шаги сваливать на зарвавшуюся в стремлении к роскоши фаворитку...
В XVII веке нижнее белье – кальсоны – женщины, как известно, не носили, считая это позорным. Носить их могли только полные развалины. Но никто не хотел в эпоху галантнолюбовного флирта, очень часто сопровождавшегося быстротечным «огневым» контактом, считать себя старухой, поэтому дамы не носили штанов, кроме одной ситуации; под юбку надевали кальсоны, собираясь на... верховую прогулку.
А вот форма и, отчасти, глубина выреза менялись. Все зависело от прихоти очередной фаворитки.
Сначала, во времена мадам де Лавальер, декольте имело форму неглубокого овала, затем, когда настал черед госпожи де Монтеспан, у которой по восторженным отзывам, льстивых современников была грудь, «в которой можно было утонуть», декольте стало столь бесстыдно открытым и глубоким, что кавалер получал исчерпывающую информацию о его содержимом. Наконец, к концу XVII века под влиянием последней фаворитки короля, умной, властной и деспотичной маркизы Ментенон, вырез на груди приобрел вид неглубокого и неширокого квадрата: у этой королевской пассии грудь давно приобрела форму «ушек спаниеля».
...Кстати, вот уже на протяжении четырех веков, начиная с XVII века, наблюдается любопытная закономерность; если в конце столетия параметры женской груди и бедер возрастают максимально, порой запредельно, то в начале следующего века они «спадают» до естественных пропорций. Судя по прогнозам имиджеологов, а начале XXI века эта тенденция будет прервана, ибо ожидаемый идеал 94-62-94 является прямым продолжением 90-60-90 конца XX века...
С легкой руки, а вернее, «ноги» завзятой кокетки мадам Монтеспан пошла мода на высокий выгнутый «французский» (изогнутый в сторону центральной части стопы) каблук, на бархатные или парчовые туфли с очень узким, заостренным носком. Такие туфли тоже требовали осторожной, плавной походки, которой учили с детства.
...Кстати, нередко появление женской обуви на высоком каблуке объясняют модой на статных красавиц, а природа не всех одаривает ростом. Действительно, первоначально высокие каблуки всего лишь добавляли рост, но позднее осознали и эротическое значение этой детали туалета. Каблук меняет саму манеру держаться: живот втягивается, грудь выступает вперед и кажется пышнее. Чтобы сохранить равновесие, надо выпрямить спину, благодаря чему выступает назад «нижний бюст» – ягодицы; особое положение колен делает походку более четкой и бойкой; пинии бедер становятся напряженнее, их формы – пластичнее и яснее; сексуальная привлекательность дамы возрастает. Ведущие изготовители современной модельной обуви утверждают, что оптимальная ширина шага, не лишающая женскую походку необходимой элегантности, составляет полторы длины ступни, ноги ставятся по одной линии. Более размашистый шаг придает походке мужиковатый вид и агрессивность. Излишне укороченный шаг (семенящая походка) делает из женщины... гейшу, ноги которой спутаны полами кимоно, – робкую, покорную, неуверенную в себе. На Востоке девушки отрабатывают походку «стопа в стопу», без интервала, зажимая коленями спичечный коробок... Пока моралисты боролись с пристрастием аристократок к декольте, дамы совершенствовались в искусстве покорения сердец мужчин при помощи... собственных ножек. Именно в это время появилось понятие “retrousse” – искусство показывать ногу. Дамы быстро смекнули, что при помощи цвета чулка и формы туфельки можно исправить все недостатки ног. Поскольку правила приличия предписывали скрывать лишь наготу, вполне одетые ножки теперь могли радовать взоры мужчин не только в области щиколоток. Тем более, что в моду вошли очень красивые чулки белого и телесного цвета, а подвязки завязывались под коленом и их нередко приходилось поправлять как бы между прочим.
К концу правления престарелого, но все еще любвеобильного Людовика, когда он стал часто болеть и, хандря, проводил много часов в спальне в окружении красивых придворных дам, среди них возникла мода одеваться как можно соблазнительнее и продуманно небрежно. Так в моду вошло дезабилье или платье, создающее впечатление одетого не до конца.
Домашняя одежда в это время для женщин стала совершенно необходимой, так как хотя бы временно избавляла их от тяжелых выходных платьев, С легкой руки герцогини де Фонтанж, среди дам (особенно в среде молоденьких честолюбивых девиц) очень модно стало принимать знакомых, в том числе мужчин, во время утреннего туалета в полупрозрачном, из тончайшего газа, пеньюаре либо дезабилье, цветных тонких шелковых чулках. Дальше – больше: так появилась мода у женщин на пеньюары и дезабилье целый день.
Благодаря Фонтанж вошла в моду прическа, названная в ее честь, – «а-ля Фонтанж». Сколь интересна история возникновения этой кокетливой прически, столь поучительна и судьба ее красивой создательницы.
...Как-то в 1680 г. на охоте в лесах Фонтенбло красавица, носясь на коне, растрепала свою прическу и, чтобы поправить ее, нисколько не смущаясь, подняла на глазах у всего опешившего двора подол юбки до бедра, сняла красную подвязку от чулок и кокетливо перевязала ей свои прекрасные волосы, бантики кружевной подвязки расположились лесенкой надо лбом красавицы. Эта незатейливая импровизированная прическа очаровала короля, и он попросил свою возлюбленную, чтобы она другой не носила.
Естественно, что уже на следующий же день ее примеру последовали все придворные дамы и девицы (если таковые еще имелись) в надежде на соответствующую благосклонность короля-Солнце, и прическа «а-ля Фонтанж» вошла в моду на 30 лет. Некоторые модницы собирали пучок не прямо, а под углом, на манер падающей Пизанской башни. Даже простолюдинки сооружали себе подобие «фонтанжей».
...Судьба прехорошенькой госпожи Фонтанж трагична. 21 июня 1681 года в возрасте 22-х лет она скончалась от воспаления легких, осложненного потерей крови при родах. Одно время ходили слухи об отравлении ее ревнивой и властной экс-фавориткой де Монтеспан, но как обстояло дело на самом деле, нам не дано узнать...
После смерти несчастной Фонтанж появилось множество (более сотни) вариантов случайно изобретенной ею прически. Обычно прическа типа «фонтанж» представляла нагромождение высоко надо лбом нескольких туго завитых локончиков-штопоров, расположенных горизонтально рядами и поэтажно. Один или несколько этих змеевидных локонов спускались на грудь.
Нередко своей высотой (до 130 см, как это случалось у венских модниц) прическа нарушала пропорции фигуры, увеличивая рост, – лицо оказывалось как бы в середине. Со временем размеры этой прически уменьшились. Она стала ниже и компактнее, получив название «удобная». Так как локоны не могли удержаться на определенной высоте, то применяли проволочные каркасы. Прическа распространилась по всей Европе, а со времен Петра 1 даже в России.
В последние годы царствования короля Людовика XIV стала модна строгая, гладкая прическа, волосы разделялись прямым пробором и скалывались на затылке в узел или пучок. Эту прическу ввела в моду мадам Ментенон, последняя фаворитка короля, славившаяся своей набожностью. Прическа называлась «смирение».
Если маркизе де Монтеспан влюбленный Людовик построил мини-дворец Фарфоровый Трианон и широкой публике это мало известно, то для мадам де Лавальер он воздвиг во второй половине XVII в. неподалеку от Парижа крупнейший дворцово-парковый ансамбль Версаль – один из шедевров мировой архитектуры!
...Кстати, Версаль – это подлинная поэма, созданная из мрамора и украшенная статуями, фонтанами, бассейнами, террасами, цветниками и рощами. Все, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой ничего не нужно было кроме... королевской любви. Влюбленному Людовику было угодно, чтобы на абсолютно пустынном месте по его воле появился рай земной. Гениальные архитекторы Лево и Мансар спроектировали дворец, а Ленотр – сады. Людовик прожил в Версале почти 50 лет. Его постройка обошлась Франции в очень «кругленькую» сумму.
Только покупка земли, постройки, прорытие реки Еры, водоподъемные машины Марли и «ланьи обошлись в 86 668 726 ливров. Построение часовни стоило 3 260 341 ливр. Итого: 89 929 067 ливров, т.е. по ценам XIX века, когда делался этот подсчет, 400 млн. франков. К ним следует прибавить еще стоимость картин и статуй – более чем на 6 500 000 франков.
При дворце был разбит гигантский роскошный парк. В его изысканной планировке соблюдалась строгая симметрия дорожек, площадок, зеркальных бассейнов. Деревья и кустарники, обрамляющие аллеи, выстригались в виде геометрических фигур (шарами и пирамидами). В глубине кустарников располагались изящные скамейки для отдыха в окружении белых мраморных статуй, изображающих героев и античных богов.
Версаль с его парками и бесконечными увеселениями служил для европейского дворянства образцом королевской роскоши. Правила вкуса, господствовавшие там, считались откровением. «Версальскому диктату» (изящество костюмов плюс утонченное эпикурейство придворной жизни) охотно подчинялись все. Многие богатые аристократы, следуя примеру короля, создавали подобные парки-сады возле своих особняков. Моду той поры стали называть модой Версаля, вернее, версальской,
Любовь Людовика к Лавальер кончилась, но Версаль остался на века. Он стоит и сейчас, поражая нас своей невероятной изысканностью и утонченным великолепием, являясь символом пусть не вечной, но по истине королевской любви!..