Мода в XVIII веке.

[mawka]

Французская культура, искусство, производимые этой страной предметы роскоши создали Франции в начале XVIII в. славу сказочной державы. Франция стала не только центром европейской культуры, но и почти единственным создателем новых форм костюма, высшим арбитром элегантности и законодателем мод на долгое время. И хотя влиянию французской моды тогда подчинялась вся Европа, но ярчайшим олицетворением женской моды той поры все же была не француженка.



...Одна из красивейших и одареннейших женщин того времени, наполовину датчанка, а наполовину голландка Анна-Констанция фон Хойм графиня Коссель (Козель) (1680-1765) заправляла женской модой в Европе начала XVIII в. Для этого у нее было все: красота, ум, сила воли и... деньги!



Почти восемь лет, во многом благодаря необычайной энергии и уму она была фавориткой чрезвычайно изменчивого короля польского и курфюрста саксонского Августа II Сильного (1670-1733). Эта выдающаяся женщина относилась к тому редкому типу женщин, в котором сочеталась природная красота и грация с мужским умом, силой характера и решительностью. У нее было овальное лицо, белоснежная кожа, красиво очерченный, чувственный, маленький рот, безукоризненной формы нос, удивительной красоты зубы, роскошные, цвета воронова крыла, волосы, огромные, черные, блестящие, лукавые глаза, плечи, руки и бюст – само совершенство. Хорошо сложенная, прекрасно владевшая собой, непревзойденная танцовщица, графиня Коссель всегда была в ровном расположении духа и очень остроумной. Она говорила много, но умные вещи, и поэтому ее речи не казались пустой бабьей болтовней.

Рассказывали, что когда Август в первый раз пришел к Анне-Констанции (тогда еще супруге армейского полковника фон Хойма), то якобы в одной руке у него была подкова, которую он сломал одной левой, а в другой – мешок с сотней тысяч талеров. Таким образом, он силой и деньгами добился благосклонности этой своенравной и замужней дамы, превосходившей всех придворных дам в красоте и грации. Скорее всего, это красивая легенда. Но в искусстве любви и умении одеваться с ней действительно мало кто мог соревноваться, даже самые изящные представительницы Европы – парижанки, которых уже тогда характеризовали емким и лаконичным словом – шарман!

В самой же Франции началась эпоха вечного праздника, праздника чувственности и сладострастия, праздника, распространившегося на соседние страны. В исторической литературе эта пора стыдливо называется культом галантно-любовных отношений. Появившись еще при дворе Людовика XIV, теперь она достигла своей кульминации. Аристократия наслаждалась жизнью, как говорится, «на всю катушку», или, как сказали бы сегодня, – «по полной программе». Большая часть жизни аристократов проходила в будуарах, в «таинственных» гротах, вообще в тех местах, где царят уют, комфорт и... интим, интим, интим. Откровенная распущенность сменила скрытый разврат прежней эпохи. Современные модницы, вставая утром с постели, и во время туалета принимали гостей. В этот момент им прислуживали уже не горничные, а мужчины-камердинеры. Вся светская жизнь концентрировалась вокруг женщины, она стала предметом особого внимания и преклонения. Поэтому столь огромное значение стало придаваться не только формам, но и воспитанию девочек-аристократок. Особое внимание уделялось внешнему лоску, манере поведения. Изысканность и грациозность манер вырабатывались с раннего возраста. Детей учили перед зеркалом делать изящные поклоны, принимать красивые позы. Каждый шаг, жест, каждое движение, выражение лица – все подчинялось законам «хорошего тона». С 6-7 лет девочек приучали к жесткому корсажу. Именно он не давал спине согнуться, таким образом вырабатывалась прямая осанка, столь необходимая за столом во время званых ужинов. Одежду учили носить так, чтобы выглядеть в ней непринужденно и естественно, привлекательно и женственно. Очень рано обучали танцам, чтобы придать движениям пластичность. Для выхода в свет девочкам делали чуть более скромные прически, чем взрослым дамам, но обязательно пудрили лицо, тело и волосы, а щеки румянили без меры.

Утонченность и изящество, тонкая талия, чуть округлые бедра, маленькая головка, узкие плечи, тонкая шея, небольшая, но обязательно высокая грудь, маленькие руки; во всем – женственность, чрезвычайная женственность – таков идеал женской красоты последнего века французской аристократии.

Силуэт дамского костюма был чрезвычайно женствен, светел и ярок; женщина напоминала изящную фарфоровую статуэтку, Одежда подчеркивала и слегка утрировала описанные выше линии женской фигуры. Женщина полна женского обаяния и жажды интимности. Без преувеличения вся одежда женщин XVIII века изобретена для... совращения мужчин; она делала женщину неотразимо соблазнительной; подготавливала ее к самому главному и желанному – любви. Появился даже специальный курс наставлений в амурных делах «Любовница комиль-фо»...

...Кстати, о любви, а вернее, о сексе! Начнем с того, что ребенок любого сословия посвящался во все тайны взрослой интимной жизни очень рано. Мальчик становился мужчиной лет в 15, девочка – женщиной лет с 12. Подростков просвещали их же родственники. Заботливый дядюшка как бы невзначай осведомлялся, к примеру, не жмет ли племяннице корсет, глубоко запуская при этом руку ей под корсаж. Чистоплотная тетушка просила подростка-племянника поискать у нее блох, демонстрируя при этом свои подержанные прелести. Очень пикантными считались эротические игры с неполовозрелыми юнцами и девицами...

Нередко, как вы понимаете, любовная интрижка кончалась... внеплановой беременностью. Последняя воспринималась в XVIII веке как глупая неосторожность, досадное препятствие к развлечениям. Следовало дождаться разрешения от бремени, чтобы сдать младенца кормилице. Считалось, что кормление собственной грудью сильно портит ее форму, за соблазнительность которой модницы боролись всеми доступными им средствами. Если же ребенок был незаконнорожденным (что случалось весьма часто), то его тут же отправляли в воспитательный дом. В наружных стенах таких домов и монастырских приютов имелись специальные, поворачивающиеся под тяжестью ребенка, колыбельки, куда можно было положить малыша и быстро скрыться...

Чрезмерное увлечение интимом вызвало появление столь глубокого декольте в виде каре, что грудь обнажалась до околососкового кружка (ареолы).

...Кстати, большой популярностью пользовалось подкрашивание сосков красными (пунцовыми, бордовыми, малиновыми и др.) красителями. Прийти на бал с бледными сосками было столь же немыслимо, как сегодня появиться на светском рауте без... макияжа. Чтобы сосок «стоял» – его время от времени натирали льдом, который модницы возили с собой на балы или приемы в специальных «ледницах»...

Порой случался конфуз: у присевшей в глубоком реверансе дамы грудь выскакивала из корсажа. Не распустив шнуровки, ее нельзя было «спрятать» обратно. «Опростоволосившейся» даме приходилось на время исчезнуть с бала или приема.

На улицу дамы обычно выходили с непокрытой головой – в моду вошла обильно припудренная маленькая изящная прическа с открытым лбом, поднятыми вверх и заколотыми на затылке волосами, буклями и локонами, украшенная лентами, перьями, цветами, нитками жемчуга. Такую прическу носила графиня Коссель, поэтому во Франции ее называли «прической графини Коссель». Эта прическа была самой женственной за весь XVIII век.



Середина XVIII века для Европы время знаковое: неуверенный в завтрашнем дне правящий класс (в первую очередь, французская аристократия) замкнулся в своем уютном и интимном мирке, проводя жизнь в бесчисленных празднествах, балах, маскарадах. Аристократия стремилась урвать от жизни все доступные ей утехи, в первую очередь чувственные,

Ее девизом стала фраза: “Après nous le déluge!” (фр. «После нас – хоть потоп!»). В этих циничных и легкомысленных словах отразилось отношение к миру всего французского высшего сословия.

...Кстати, после «них» действительно случился «потоп», потрясший до основания общественные устои Западной Европы – грянула Французская буржуазная революция 1789 г., и покатились с эшафотов гильотинированные головы пресыщенных французских аристократов и аристократок...

Но все это случится еще не скоро – только в конце века, а пока капризы и прихоти аристократии открыли простор творческой фантазии французских портних-модисток. Их искусство достигло больших высот, а сами они стали весьма заметными фигурами в высшем свете. Между чванливыми аристократками шло своеобразное состязание за то, чья модистка лучше. Почти 20 лет – с 1745 по 1764 г. – лучше всех одевалась Жанна-Антуанетта де Этиоль, более известная как маркиза де Помпадур (1721-1764). Ее наряды, безусловно, лучше всего характеризовали столь типичный для изысканно-грациозной эпохи красивых женщин «интимный» костюм.

Желание нравиться преобладало надо всеми другими стремлениями и породило одежду, подчеркивающую чувственные формы тела. Все, абсолютно все женщины хотели быть молодыми (вечно молодыми!): чтобы скрыть возраст, два раза в день (утром и вечером) принимали освежающую кожу ванну из парного молока, волосы покрывали слоем пудры, скрывающей седину, щеки сильно румянили. Все женщины стремились остановить время. Именно поэтому в моду вошли обильные румяна – одна из отличительных черт XVIII в. Так как повелевать природой человек не в силах, то с помощью румян был искусственно создан цвет, считавшийся типичным цветом молодости и красоты. Благодаря румянам на женских лицах царила вечная весна.



Женщина той изысканной и беззаботной поры все больше и больше становилась похожей на утонченную драгоценную статуэтку в фантастически сказочном интерьере. Грациозность и легкость продолжали отличать женский силуэт и, соответственно, женский костюм тех времен; узкие плечи, чрезвычайно тонкая (осиная) талия, округлая линия бедер, по началу маленькая, а затем огромная прическа и высоко приподнятая грудь, которая к концу века будет все увеличиваться и увеличиваться в размерах и все больше выступать вперед.



Совершенным образцом женщин этого типа была всесильная маркиза де Помпадур. Жанна-Антуанетта не была ни ослепительной красавицей, ни пылкой любовницей. Блондинка среднего роста, несколько полноватая, но грациозная, с мягкими непринужденными манерами, элегантная, с безукоризненными овалом и цветом лица, чудесными длинными ресницами, с прямым, совершенной формы, носом, чувственным ртом, очень красивыми зубами, потрясающей грудью, чарующим смехом, она обладала глазами неопределенного цвета. Их непонятный цвет, казалось, обещал негу страсти и в то же время оставлял впечатление какой-то смутной тоски в мятущейся душе.

...Кстати, моду на высокую грудь ввела не она, а экстравагантная супруга Людовика XVI красавица-австриячка Мария-Антуанетта, обладавшая безупречно красивым, как две пиалы, высоким бюстом...



Поскольку широкая грудная клетка считалась признаком неблагородного происхождения, то дамы шнуровались как можно туже. Случалось, ребра из-за этого срастались, что доставляло благородным бедняжкам-модницам невыносимые страдания. Многие из них, памятуя о том, «что красота требует жертв», продолжали носить корсеты даже во время беременности (особенно, если она была нежелательной, а подобное в то галантное время случалось очень часто), что нередко приводило к появлению на свет детей с искривленными руками или ногами либо иными тяжелыми заболеваниями.

В современных исторических фильмах актрисы (как, впрочем, и топ-модели на подиумах) носят не настоящий корсет, а его стилизацию. Если же прихоть модельера все же заставляет супер-модель выйти на «язычок» в корсете, то его шнуруют непосредственно перед показом, так как более 5 минут даже тренированные звезды очень жесткого на требования модельного бизнеса в узком корсете XVIII века не выдерживают и падают в обморок. Все очень просто: даже их отнюдь не дряблое тело не способно переносить складку кожи в 15-20 см, дающую 40-сантиметровую талию, которую образовывал корсет...



Прямо на корсет кокетливо-жеманные дамы рококо (так называлась та эпоха) натягивали платье и, не надевая и не поддевая более ничего, отправлялись за пределы своего дома. В ту до предела утонченную эпоху нравы настолько упростились, что возникла даже игра, одинаково приятная обеим сторонам. На модной тогда картине знаменитого французского живописца Фрагонара «Качели» (1767 г.) молодой человек смотрит даме под юбку и видит то, что ему хочется и разрешается увидеть.

Погоня за красотой во 2-й половине XVIII века стала безудержной и безумной. И между 1770 и 1780 гг. с легкой руки королевы Марии-Антуанетты, обладавшей роскошной шевелюрой, женская прическа начала подниматься вверх – иногда на высоту до 70, а порой и 100 см, т.е. иные прически были в несколько раз (порой в 8) больше головы! Француженки той поры были невысокими, и такие громадные прически зрительно увеличивали рост дамы.



Знаменитые парикмахеры вместе с модистками при помощи специальных деревянных, металлических либо проволочных каркасов, стон на лестницах, создавали на головах своих высокородных клиенток настоящие произведения искусства.

...Кстати, это был «золотой век парикмахерского искусства». Тогда творили такие корифеи своего дела, как, например, легендарный Даже – личный парикмахер маркизы де Помпадур или чуть позже – блистательный Леонар Отье по прозвищу Боляр, т.е. Великолепный, – придворный парикмахер Ее Величества Марии-Антуанетты...

Так Франция стала законодателем моды и в области причесок. От названия сложной прически – куафюра – парикмахеров стали называть куаферами. Все новые и новые прически появлялись в результате соперничества парикмахеров.

Идеи для этих сложных сооружений давала сама жизнь. Прически могли изображать эпизоды охоты, натюрморты, пейзажи, ветряные мельницы, крепости, мосты, парусные корабли, сады, корзинки с фруктами, рога изобилия, сцены из модных пьес, казни и даже моменты интимной близости. Торжественный спуск на воду королевского фрегата «Адмирал» привел к появлению прически «адмиральская» с корабликом под парусами на макушке.

Промчавшаяся в 1773 году по парижскому небу комета породила прическу «комета» с длинным хвостом из хлопчатобумажного газа. Когда в моду вошли живые цветы, в прически стали прятать флаконы с водой, чтобы цветы дольше не вяли. Они, конечно, сохранялись долго, но ходить и сидеть с такими сосудами на голове следовало крайне осторожно, чтобы не налить себе воду за шиворот. Затем овощи и фрукты оттеснили на задний план цветы: пришла мода на артишоки, кочаны капусты, морковь, редис и т.п. Их сменили птичьи гнезда с яйцами и клетки с птицами.



Знаменитые парикмахеры уравнивались с художниками. Они никогда дважды не повторяли свои творения и за год создавали несколько сот новых композиций и комбинаций. Несколько куаферов во главе со знаменитым Леонаром Боляром, сооружая на голове французской королевы Марии-Антуанетты знаменитую впоследствии прическу «а-ля фрегат «Бель Пуль» высотой 70 см, трудились, стоя на лестницах, около 10 часов!

В прическу вставлялось множество драгоценностей. Случалось, что прелестная головка знатной дамы была так усеяна золотом и драгоценными камнями, что ее вес превышал вес всего тела. Потом пришла мода на перья в волосах, ради которой были уничтожены тысячи лебедей, павлинов, цапель, страусов и других редких птиц. Большим подспорьем в сооружении всех этих чудес были шиньоны, подушки-подкладки, лаки, помады, сало и бараний жир, удерживавшие пудру. Серьезную роль играли шпильки различной длины. Порой их число достигало нескольких сотен.

Пудру употребляли всевозможных цветов: серую, белую, палевую и розовую. Щеголиха надевала льняной пеньюар «пудер-мантель», чтобы не испортить платье и грим, и держала длинную маску с пластинками слюды против глаз, парикмахер обильно пудрил ее. Парикмахеров той поры нередко называли «мерлан», что означало рыба, обваленная в муке.

Модницы постоянно носили с собой флакончики с резкими духами. Существовала специальная костяная или металлическая спица или трость (grattoirs), с помощью которой можно было, просунув ее сквозь валики, подкладки и прочие «примочки» и «прибамбасы», почесать голову, не портя прически. Эти палочки для чесания обычно имели наконечник в форме человеческой кисти.

Во время сна пользовались специальными, обтянутыми шелком деревянными подставками-подголовниками, которые давали возможность держать прическу на весу. Некоторые модницы вообще спали сидя в креслах. Для защиты от грызунов изобрели специальный проволочный чепец («кибитку»), который надевали даме на голову во время сна.

Чудовищных размеров прически выполняли функцию противовеса огромному шлейфу, тянувшемуся за платьем дамы. Кроме того, туфли с высокими каблуками и огромная ширина юбки в бедрах также требовали уравновешивания. Поскольку при подобных прическах удержать равновесие было сложно, то появилась мода на тонкие трости с жесткой кисточкой-чесалкой для головы – необходимый атрибут прогулок по саду или парку.

Мода на высокие прически исчезла после рождения Марией-Антуанеттой наследника престола; после родов ее роскошные волосы сильно поредели и она быстро ввела в моду новую прическу – небольшой паричок с шаловливыми локонами “enfant” (фр. «дитя»).

Непревзойденной мастерицей гримировки долгое время считалась всесильная мадам де Помпадур. Наводили грим, сидя за туалетным столиком – важнейшим предметом той эпохи. Снабженный зеркалом, украшенный кружевом, убранный муслином, он содержал весь арсенал косметических средств: неисчислимое количество жидкостей для гримирования и высветления, пудры, парфюмы, краски, средства от веснушек и прыщиков и прочие «женские примочки и притирания». Именно здесь лицо превращалось в произведение искусства. Грим применялся столь обширно, что порой мужья не узнавали своих жен.



Гримирование было исключительно привилегией знатных дам, другим, в том числе и женщинам легкого поведения, оно был запрещено, Дама высшего света уже издалека бросалась в глаза своим искусным гримом. Щеки были сильно нарумянены, остальная часть лица бледна до крайности. Дамы покрывали лицо свинцовыми белилами, поскольку бледная кожа считалась признаком аристократизма. С этой целью производили кровопускание и пили уксус. Для полной иллюзии проводили на лице голубые прожилки, будто бы проглядывающие сквозь нежную, тонкую кожу.

При этом умывались далеко не каждый день, чтобы сохранить макияж. Популярными были молочные и земляничные маски. В макияже главным был красный грим самых разных тонов. Расходовали его в больших количествах, Так, в год Франция расходовала два миллиона баночек с красным гримом.



На каждую даму уходило в год косметики с полпуда. На многочасовых увеселениях пудра и румяна на основе цинковых белил подсыхали и отваливались кусками, поэтому дамы вынуждены были поправлять грим на своих ярко нарумяненных щеках, который делал их похожими не на людей, а «на ободранных телят».

Гримировали даже мертвых, чтобы они выглядели как можно красивее. Некоторые дамы в своем завещании точно описывали, как следует загримировать их после смерти. Нежность шеи умершей подчеркивали прозрачные платки с синими прожилками.

Потребности в пудре в Европе того времени были огромными. Для французов и француженок ее требовалось столько, что во Франции случались перебои с рисовой или пшеничной мукой, из которых производилась разноцветная пудра для косметики, Пудрили лицо кисточками или мехом. Зато обильно напудренные волосы и не в меру раскрашенные лица помогали в самом главном: скрывать возраст.



...Кстати, пудрились даже дети, но не для того, чтобы выглядеть старше, а из-за моды: всем следовало казаться одинакового возраста, т.е. молодыми...

Среди портных и портних появились настоящие корифеи своего дела, например, широко известная тогда модистка из Амьена м-ль Мари-Жанна Бертэн по прозвищу Роза (любимый цветок эпохи), обслуживавшая саму королеву, вздорную и капризную австриячку Марию-Антуанетту, за необыкновенные наряды прозванную «мадам Дефицит». Роза Бертэн (1744-1813) была столь популярна в парижских верхах (например, у сменившей в опочивальне Людовика XV маркизу де Помападур мадам дю Барри или у знаменитого шевалье д’Еона), что удостоилась неофициального титула «министерши моды». Организованное этой «королевой, иглы и наперстка» солидное ателье с двадцатью высококлассными портнихами на улице Ришелье в Париже явилось прообразом французских Домов Моды, столь популярных сегодня, а ее влияния на знатных дам при дворе было сродни влиянию современных кутюрье на общественное сознание.



Мари-Жанна Бертэн обладала всеми необходимыми качествами: несомненным вкусом, умением понимать невысказанные желания клиенток, чувством гармонии и восприимчивостью к требованиям времени. Как никто другой она умела хранить тайны и использовать талант для упрочения своего положения. Шить у «министерши моды» означало одеваться лучше других, и все знатные дамы Парижа спешили заручиться расположением Модистки Ее Величества.

В отделке платья Роза Бертэн не знала себе равных. Именно при переделывании платья королевы к очередному балу она якобы и произнесла столь знаменитую фразу: «Новое – это хорошо забытое старое». Впрочем, не исключено, что авторство этого крылатого выражения и не принадлежит легендарной модистке: Роза Бертэн не писала мемуаров.

Особым шиком считались декоративные подвязки с пряжками и завязками. Роль дамской подвязки как «держательницы» чулок была второстепенной. Дамы могли поправлять подвязки прилюдно, кокетливо демонстрируя ноги. Постепенно подвязка, которая первоначально носилась ниже колена, переместилась выше колена. Так дама оказывалась в двойном выигрыше: во-первых, нога зрительно удлинялась и, во-вторых, появилась возможность возбуждать мужчин высоко обнаженной ножкой, прилюдно демонстрируя то, что в остальных случаях можно было обнажать лишь в интимной обстановке будуара. Недаром именно тогда появилась знаменитая французская поговорка: «Лицо женщины – это ее... ноги!».



...Об этом никогда не забывала волевая и умная герцогиня Мария-Анна де Шатору (1717-1744), имевшая большое влияние на короля Франции Людовика XV. Говорили, что Его Величество «попался» именно на точеные ножки де Шатору.

Лишь преждевременная смерть де Шатору открыла дорогу в королевскую опочивальню другим амбициозным дамочкам, в первую очередь Жанне-Антуанетте де Этиоль... – будущей мадам де Помпадур.

На 20 лет став фавориткой короля и одновременно королевой французских мод, маркиза де Помпадур дала миру моды немало: неглиже; прическу-«кораблик»; красно-розовый оттенок волос; сделала популярным атлас; нарядный фартучек с кружевами и, наконец, знаменитый мешочек для рукоделия – прообраз дамской сумочки, названный помпадуркой. С именем этой самой знаменитой фаворитки XVII! века отныне ассоциируется жеманная грация, изящные женские пустячки и безделушки.

С ее легкой руки в женском костюме той поры, большое внимание уделялось нижней одежде – юбке с распашной кофточкой. Дело дошло до того, что наконец-то она превратилась в настоящее произведение искусства: шелковое, обильно украшенное золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевной отделкой. Она до того изысканна, что становится предметом гордости дам. Декольте делалось столь низким, что позволяло видеть почти весь бюст, включая соски. Дамская нижняя одежда становится все эротичней, все сексуальней, поистине превращаясь в «орудие мирового соблазна».

Поздно начинавшееся утро (2-3 часа дня) – оно называлось на светском языке «молодость дня» – изнеженные, утонченные дамы встречали исключительно в неглиже (реже в пеньюаре или пудер-мантеле). В них же принимали визитеров. Смелые кокетки даже выходили в прозрачном неглиже на прогулку, тем самым привлекая внимание кавалеров.



Один из наиболее изысканных фасонов неглиже был непосредственно связан с мадам де Помпадур. По имени своей легендарной хозяйки оно стало называться «неглиже а-ля Помпадур». Оно застегивалось на пуговицы на предплечье и облегало спину до бедер. В нем дама могла показать все то, что хотела, и лишь намекнуть на кое-что, что желала скрыть.



... Столь же страстной поклонницей неглиже была и сменившая в королевской опочивальне Помпадур бывшая проститутка Мария-Жанна Бекю, ставшая волею счастливого случая последней любовницей сластолюбивого Людовика XV и графиней дю Барри (1743-1793). Все отмечали, что у нее другой тип красоты, чем у Помпадур, однако прелести в ней было не меньше, чем у прежней великой фаворитки короля...

При пепельно-сером цвете волос у нее были темные брови и загибающиеся почти до бровей ресницы, оттенявшие голубые, почти всегда подернутые дымкой глаза, совершенно прямой нос над изгибом чувственного рта, цвет лица, напоминавший «лепесток розы в молоке», длинная и полная шея. круглые низкие плечи и такие тяжелые и полные груди, от одного вида которых у короля – большого поклонника этой части женского тела – начинали нестерпимо чесаться ладони. Даже без грима и в весьма скромном туалете она оставляла придворных дам в глубоко декольтированных нарядах не у дел. Она вообще предпочитала по возможности как можно меньше пользоваться гримом, а кокетливые неглиже – пышным официальным туалетам. В первую очередь она заботилась о красоте своего главного «оружия» – восхитительного тела. Графиня дю Барри одной из первых стала принимать ставшие затем модными среди аристократок турецкие ванны и пользоваться услугами молоденьких юношей – массажистов. Именно она придумала довольно легкомысленную прическу, вскоре ставшую модной и известную как «шиньон а ля дю Барри».



Ближе к концу века в домашнем обиходе большой популярностью стал пользоваться очень сексуальный костюмчик «субретки» (горничной) – изящный чепчик, короткая верхняя юбочка, кокетливо приоткрывающая нижнюю и нарядный передничек или фартучек.

...Кстати, в версальском дворце Малый Трианон королева Мария-Антуанетта в муслиновом фартучке собственноручно доила коров – сливочно-белую Бланшетту и Брюнетту цвета красного дерева, снимала сливки и стряпала королю и дофину омлеты с шампиньонами. Очень скоро подобный фартучек стал выходным туалетом...

Если раньше фартук (передник) считался знаком того, что эта женщина неприкосновенна для постороннего мужчины, то теперь фартук стал у аристократок знаком всего лишь особого кокетства, принадлежностью эротического костюма.

Точнее всех, пожалуй, охарактеризовал эту эпоху известный государственный деятель Франции конца XVIII – начала XIX в. Талейран. Когда революционная гильотина начала сечь кукольные головы расфранченной и развращенной до предела французской аристократии, он бросил историческую фразу: «Кто не жил до 1789 г., тот не знает, что такое Радость Жизни!».