Барышни с письмами:-)

---

О светских красавицах - правила этикета:-)

Костюм



Искусство одеваться - одно из самых необходимых качеств, которым должна обладать светская красавица, желающая нравиться и иметь успех.

Для этого светской красавице необходимо найти хорошую портниху. Но вполне положиться на вкус и фантазию портнихи невозможно. Светская красавица должна прибегать к советам своих ближайших друзей, преимущественно из художников, адвокатов и инженеров путей сообщения, а также посещать французский театр. Советоваться насчет туалета с мужем или бывать в русском драматическом театре - совершенно бесполезно и даже вредно, ибо мужья обыкновенно ровно ничего не понимают по этой части, а русские драматические актрисы совершенно не умеют одеваться.

Порядочная женщина должна переменить в сутки, по крайней мере, семь костюмов: утренний, для завтрака, для прогулки или визитов, обеденный, послеобеденный, вечерний и ночной.

Сообразно семи костюмам полагается семь различных корсетов, семь перемен белья и семь перемен обуви (включая ночные туфельки).

Хороший тон требует, между прочим, чтобы утром была надета бледно-розовая сорочка, а ночью - черная шелковая.

Восстав от сна, светская красавица должна ежедневно принимать теплую ванну.



Цвет лица



Цвет лица у светской красавицы может быть двоякий: или интересно-бледный, или обольстительно-свежий. Брюнеткам больше идет интересно-матовая бледность, а блондинкам - розовые щеки.

Светская красавица, желающая иметь матовую бледность, должна принимать три раза в день толченый мел (хорошо очищенный мел можно получать в аптекарских магазинах; употреблять мелки, предназначенные для карточной игры, нельзя) и пить уксус и лимонный сок. Кроме того, все лицо на ночь густо покрывается особыми составами, продаваемыми в парфюмерных магазинах.

Румяный цвет лица - что называется, кровь с молоком - достигается употреблением полусырого бифштекса и ростбифа и питьем молока. На ночь к обеим щекам привязывается по сырой телячьей котлете костями вверх. В парфюмерных магазинах можно достать прелестные нежные румяна.



Болезнь



Болезнь светской красавицы бывает двоякая: обыкновенная и чрезвычайная. Обыкновенная, общепринятая болезнь есть мигрень. Этой болезнью надо пользоваться смотря по обстоятельствам.

Чрезвычайные болезни светских красавиц придумываются особыми дамскими докторами, причем сообразно придуманной болезни определяется то или иное заграничное путешествие. Чем необыкновеннее и мудренее название болезни, придуманное докторами, тем интереснее и значительнее считается в свете положение больной и тем больше гонорара должен получить придумавший болезнь доктор (ибо для того он и учился).



Утро молодой дамы



Утро молодой женщины не должно начинаться ни слишком рано, ни слишком поздно. Лучше всего вставать около одиннадцати часов, конечно, если молодая женщина не танцевала до четырех часов утра.

Если молодой женщине по той или иной причине приходится встать очень рано, то ей надо избегать будильников. Будильник может испугать. Самое лучшее - приказать прислуге завести в назначенный час граммофон, поставленный в соседней комнате. И пусть он исполняет какую-нибудь оперную арию.

Утром молодая женщина одевается в пеньюар и туфельки. Корсет не обязателен. Утро посвящается занятиям. Главное занятие молодой женщины - это прическа. Прическа не должна быть однообразна. Она меняется вместе с туалетом, временем дня и года, с погодой, с настроением.

Пробежать утром газету необходимо, чтобы быть в курсе событий, особенно первых представлений и сенсационных процессов, и уметь поддержать разговор в обществе, поскольку в обществе говорят теперь не только о погоде, но и о событиях дня. Однако чтение политических телеграмм для молодой женщины не обязательно, особенно про разные парламентские события и речи.

Молодая женщина должна получать несколько журналов мод и внимательно изучать их. Она должна просматривать и все новые французские романы, потому что во французских романах не только бывает замечательная психология женского сердца, но и попадаются чрезвычайно поучительные описания дамских туалетов.

После завтрака молодая женщина, переодевшись в дневной туалет и причесавшись, идет с визитами или к своей портнихе.



Прогулки и визиты

Ходить молодой женщине по улице одной пешком совершенно не принято, а с непривычки даже и опасно, поскольку легко попасть под экипаж, сломать себе ногу, натолкнуться на фонарный столб. Если брать с собой на прогулку ливрейного лакея, то это тоже мало поможет делу. Потому что не принято ходить под руку со своим ливрейным лакеем. Изредка для моциона можно брать с собой мужа.

Выезжать одной в открытом экипаже не совсем удобно, ибо молодую женщину могут принять за кокотку. Компаньонки и бедные родственницы в этом случае не помогают. Поэтому молодая женщина может воспользоваться для выездов каретой, но кучер не должен быть молод и красив, что может скомпрометировать женщину.

Лошади не должны быть слишком резвы. Резвые лошади могут понести и разбить или кого-нибудь задавить. Между тем задавить прохожего - в высшей степени неприлично, потому что молодая женщина может стать героиней уличной истории и даже может попасть в газеты.



Смех и слезы



Смех и слезы светской красавицы должны быть красивы и изящны. Смех должен быть не громкий, но рассыпчатый. При плаче можно уронить не более трех-четырех слезинок и наблюдать, чтобы не испортить цвет лица.



Вечер и ночь молодой дамы



Ложиться спать молодой женщине следует около часа ночи. В постели - перелистывать французский роман. Засыпая, ни о чем грустном, неприятном и тяжелом не думать, в особенности об убийцах, нищих, мышах, пауках, привидениях, сиротах, страшных болезнях и пожарах.

Следует помнить, что спокойная совесть - лучшее средство для спокойного сна.

Видеть непристойные сны - совершенно неприлично молодой даме. В подобном случае ей следует, отнюдь не увлекаясь любопытством посмотреть, что будет дальше, немедленно проснуться и повернуться на другой бок.



Общие правила хорошего тона



Благовоспитанная барышня должна иметь очаровательный характер и обворожительные манеры.

Барышни не должны ни много смеяться, ни много плакать, ни много говорить, ни много молчать, ни много есть, ни много петь, ни громко говорить, ни часто улыбаться, ни быстро ходить, ни громко сморкаться.

Все движения барышни должны быть легки, воздушны и грациозны. Грация достигается упорным трудом, через изучение жестов перед туалетным зеркалом или трюмо. Девичьей грации много способствует хороший корсет. Поэтому корсеты всегда надо делать себе на заказ, по мерке.

Не принято вообще, чтобы благовоспитанная барышня, находясь в постороннем обществе, особенно в мужском, хлопала себя обеими руками по бедрам, или садилась в кресло, положив ногу на ногу, или поправляла себе подвязки. Или кричала на прислугу, или драла за уши своих маленьких братьев и сестер, или грубила своей мамаше, или высовывалась наполовину из окна при виде проходящего по улице офицера, или икала, или неожиданно уходила из комнаты без какого-либо благовидного предлога.

За едой, держа вилку и нож, следует грациозно отодвигать в стороны мизинцы обеих рук. Чайную ложку следует держать большим и безымянным пальцами.

Сидеть в обществе следует так, чтобы показаться с самой выгодной стороны своей наружности (анфас, или в профиль, или в три четверти).

Разговаривая с мужчиной, особенно с холостым, барышня не должна смотреть своему собеседнику в глаза. Следует сидеть, опустивши глазки и только изредка вскидывать их на собеседника.



Барышня вообще должна иметь вид невинный, но отнюдь не глупый. Она должна научиться краснеть по произволу, то есть краснеть тогда, когда это прилично, и не краснеть, когда это не прилично, - например, если услышит что-нибудь двусмысленное. В таких случаях лучше всего делать так называемое деревянное лицо.

Отнюдь не следует в обществе зевать. Это и невежливо, и неприлично, и некрасиво. Если барышне неудержимо хочется зевнуть, то уж лучше выйти в другую комнату.

Точно так же следует поступать и в том случае, если захочется чихнуть.

Ни под каким видом не следует самой надевать себе в прихожей галоши! Если нет подходящего кавалера, то эту обязанность исполняет прислуга или, в крайнем случае, мамаша.

Барышня в разговоре не должна упоминать про черта, акушерок, любовников, бородавки, кислую капусту, грибы, редьку, колбасу, хвост, нижнее белье, желудочно-кишечные заболевания, свиней, пиво, лысины, новорожденных детей и бандажи.

---

Шляпки и прически от Харрисона

---

Как зародилась детская мода?

Детская мода сделала свои первые, очень робкие шаги более 200 лет назад. Родилась она в Англии и начала с претворения в жизнь призыва Жана-Жака Руссо «Назад, к природе». Родители решили, что детей нельзя одевать как взрослых, омрачая этим их самые радостные годы. И мальчишки меняют тесную офицерскую униформу на пиджак. Девочки избавляются от тиранства корсетов и неудобных кринолинов, отныне они вслед за маленькими англичанками будут носить свободные муслиновые платьица с пояском. Увлечение новой удобной, легкой одеждой сделало жизнь детворы значительно проще. Немного позже мальчишки с удовольствием воспримут широкие матросские брюки и модные вплоть до нашего времени матросские воротники. Волосы их уже не задыхаются под париками, а свободно вьются по плечам и обрамляют лицо. Так было в 80-х годах XVIII века...



А до этого одежда на щадила и детей. Грудного ребенка закутывали в пеленки так, что он был похож на мумию. Считали, что так он будет вне опасности простудиться и пораниться. Но, кроме того, детей пеленали и с целью помешать двигаться – родители были убеждены, что движение в этом возрасте деформирует кости... Только после Первой мировой войны, когда современные понятия о гигиене и здоровье начали пробивать себе путь, новорожденные «официально» получили право двигать руками и ногами. Вместо мерзких пеленок им начали вязать детскую одежду, и непременно девочкам розовую, а мальчикам голубую.

Для детей постарше освобождение от тирании одежды наступило после Французской революции, с утверждением стиля «ампир». Еще с 1807 года девочкам позволялось носить платьица до колен – с потайными штанишками, которые кокетливо выглядывали из-под юбочек. Такие штанишки им пришлось носить еще долгие годы... С 1845 года девочки уже носили под кринолинами юбки, а мальчики выглядели как девочки – носили короткие туники, из-под которых были видны штанишки, также украшенные воланами. Кроме этого, они носили обувь на высоком каблуке с пуговицами, а позже – русские рубашки и шотландские юбочки.



С 1869 до 1875 г. девочки, как и их матери, вынуждены были носить смехотворный турнюр – целую конструкцию из слоновой кости или подушечку под многочисленными воланами и складками на юбке, а поверх всего этого – жакет, чтобы придать женщине «вполне благопристойный» вид.



В середине XIX века появилась детская одежда, которая до сего дня остается любимой и модной – матросский костюмчик.



К 1890 году дамы еще защищались от солнечных лучей с помощью широкополых шляп и кокетливых зонтиков, но и взрослые, и дети уже начали наслаждаться солнцем и прогулками по берегу моря. Наступило время целомудренных купальных костюмов с длинными рукавами и штанинами, а также туник. Спорт становится частью жизни, и перед детьми открывается невиданная свобода. В прошлом одному портному риходилось обшивать не только все семейство, но и кукол детей – куклы должны были быть одеты, как люди. Но во второй половине XIX века начала бурно развиваться легкая промышленность, торговцы обращали все большее внимание на детскую моду. Появились магазины детской одежды и сразу же начали процветать. Даже высокая мода заинтересовалась этим вопросом.



Первым детским модельером стала Жанна Ланвен – первая женщина, открывшая дверь в мир Haute Couture. На клиенток произвел впечатление тот факт, что ее обожаемая дочь Маргарита всегда была чудесно одета, и они уговорили ее шить и для их детей.



Безумные двадцатые годы двадцатого столетия освободили и родителей, и детей от тирании «общепринятых норм» ношения одежды. «Американское платье» – воздушное платьице с двумя отверстиями для рук, а также короткая пелеринка стали криком моды. Талия – свободна, ноги – открыты, легкая ткань ласкает кожу. Но самая большая перемена началась со Второй мировой войны. Девочки в первый раз натянули брюки. Равноправие между полами в области одежды затронуло и детскую моду.

---

И опять журнал "Voge"

---

Идеал красоты в античном мире

Древняя Греция и Древний Рим



В Древней Греции огромную роль в воспитании гражданина и человека играла физическая культура и естественным был культ тренированного тела. В основе идеала красоты лежит единство, гармония духа и тела. Греки считали величину, порядок и симметрию символом прекрасного. Идеально красивым был человек, у которого все части тела и черты лица находились в гармоничном сочетании.



Художники нашли и оставили после себя меру прекрасного – так называемые каноны и модули. Тело должно было иметь мягкие и округлые формы. Эталоном красивого тела у греков стала скульптура Афродиты (Венеры). Эта красота выражалась в цифрах: рост 164 см, окружность груди 86 см, талии – 69 см, бедер – 93 см. Прекрасным считалось лицо, которое можно было разделить на несколько равных частей (три или четыре). При трех разграничительные линии проходили через кончик носа и верхний надбровный край; при четырех – через край подбородка, по кайме верхней губы, по зрачкам, по верхнему краю лба и по темени.



По канонам греческой красоты прекрасное лицо сочетало прямой нос, большие глаза с широким межвековым разрезом, дугообразными краями век; расстояние между глазами должно было быть не менее величины одного глаза, а рот в полтора раза больше глаза. Большие выпуклые глаза подчеркивались округлой линией бровей. Красоту лица определяли прямые линии носа, подбородка, невысокий лоб, обрамленный завитками волос с прямым пробором. Эллины большое внимание обращали на прическу. Женщины, как правило, волосы не обрезали, они укладывали их узлом или перевязывали на затылке лентой. «Античный узел» вошел в историю прически и до сих пор находит себе почитательниц.



Юноши брили лицо и носили длинные завитые локоны, перехваченные обручем. Взрослые мужчины носили короткие волосы, круглую бородку и усы.



В моде была красота строгая и благородная. Прежде всего ценились голубые глаза, златокудрые волосы и светлая, блестящая кожа. Для придания лицу белизны привилегированные гречанки использовали белила, легкие румяна наносили кармином – красной краской из кошенили, применяли пудру и губную помаду. Для подведения глаз – копоть от сгорания специальной эссенции.



Женщины из народа, для которых косметические средства были малодоступными, накладывали на ночь маску из ячменного теста с яйцами и приправами.



В Древнем Риме был культ светлой кожи и белокурых волос. Апулей считал, что вряд ли Вулкан женился бы на Венере, а Марс влюбился в нее, если бы она не была златокудрой. Жены римских патрициев для ухода за кожей, кроме отбеливающих мазей, средств против сухости кожи, морщин и веснушек, применяли молоко, сливки и молочнокислые продукты. Во время путешествий, помимо свиты, их сопровождали стада ослиц, в молоке которых они купались. Римлянки уже знали секрет обесцвечивания волос. Волосы протирали губкой, смоченной маслом из козьего молока и золой букового дерева, а затем обесцвечивались на солнце.



Светлые вьющиеся волосы считались идеалом красоты, и римские парикмахеры придумывали самые разнообразные завивки. В моду входили то греческие прически, то египетские а-ля Клеопатра. В период империи их сменяют высокие прически на веерообразных каркасах, с накладками из искусственных волос. У мужчин прямые, начесанные на лоб короткие волосы, лицо бритое или небольшая завитая бородка. В историю вошла прическа «голова Тита» из коротких локонов с бакенбардами, названная так по имени римского императора Тита Веспасиана. Косметические средства для повседневного туалета богатых римских дам изготавливались в домашних условиях, а уход за кожей и волосами проводили специально обученные молодые рабыни под надзором более пожилых и опытных женщин.



Римляне были знатоками гигиены, они широко практиковали массаж и частые купания в банях (термах), где имелась холодная и горячая вода, ванны, парные, комнаты отдыха и гимнастические залы.

---

Фотографии из журналов "Vogue" за 1930-е годы

---

Мода в ХХ веке (1900-1925 гг.)

Костюм 1900—1914 годов. Расцвет стиля модерн в женском костюме



В начале XX в. стиль модерн, утвердившийся в женском костюме еще в XIX в., продолжает оказывать большое влияние на силуэт, использование тканей, декоративное решение костюма. Наиболее интересен силуэт в профиль, который создается с помощью корсета s-образной формы. По сравнению с силуэтом 90-х гг. XIX в. он изменяется незначительно: линии груди и талии спереди понижаются, в этой части лифа появляется небольшой напуск. Талия сзади несколько завышена и прямо от нее начинается мягкий валик турнюра.

В начале XX в. силуэту стремились придать черты павлина, бабочки, цветка. Такой эффект достигался и четким разделением фигуры на две части под углом друг к другу, и пышным декоративным треном, напоминающим павлиний хвост, и разлетающимися, словно крылья бабочки, болеро, и росписью, аппликацией, изображающей эти стилизованные формы.

Дорогие текучие ткани модерна орнаментировались стилизованными формами вьющихся, экзотических, болотных растений, водорослей, раковин, медуз, внутренним строением цветов и листьев.



Цветовая гамма строилась на умеренных приглушенных тонах: глубокий гранатовый, темно-зеленый, табачный, бронзовый, многочисленные оттенки серого, нежно-голубого и розового.



Изогнутые линии s-образного силуэта подчеркиваются асимметричным расположением отделки, драпировками на лифе и юбке. Декоративное решение костюма осуществляется путем сопоставления фактур материалов (бархата, атласа, шифона, дорогого меха), изысканных цветовых сочетаний (синего с зеленым, желтого с зеленым, серого с розовым), широкого применения кружев и вышивки крупного рисунка шелком, бисером, драгоценными камнями. Крой юбок — в основном клеш.

Костюм дополняют шляпы огромных размеров, украшенные цветами, бантами, перьями, а также пышные прически.



Значительное влияние на костюм этого периода оказали гастроли в Париже русской балетной труппы Дягилева, поразившей французов не только мастерством исполнения, но и изумительной декоративностью костюмов художника Бакста, использовавшего античные, восточные, половецкие мотивы. Яркие краски этих костюмов зазвучали в новых модных цветах: оранжевом, лимонно-желтом, алом, лиловом. Их экспрессивные художественные формы, выразительные линии сказались в новом предложении моды — платье «реформ», освободившем женщину от корсета. На протяжении всего XIX в. художники, врачи, гигиенисты отстаивали идею освобождения костюма от корсета. Художником, сумевшим первым отразить эту назревшую эстетическую потребность, был талантливый и смелый новатор Поль Пуаре. В 1913 г. он предлагает коллекцию платьев-туник без корсета с гибким естественным силуэтом, с высокой линией талии. Его модели декоративны и выразительны по цвету. Вместо блеклых тонов и вялых сочетаний «модерна» появляются контрастные яркие цвета.



Развитие женского костюма в 1915—1925 годах



В напряженной обстановке Первой мировой войны общественная значимость женщин резко возрастает. Заменив ушедших на фронт мужчин, они занимаются разнообразным трудом — и умственным, и физическим. Равноправие, подтвердившееся не в декларациях, а в реальной жизни, помогает осуществить важную реформу костюма, обусловленную изменившимся образом жизни. Это создание практичной, не стесняющей движений одежды, упразднение корсетов, укорочение длины юбок.



С началом войны Дома мод были закрыты, и эта реформа происходит стихийно. Уже в первый год войны длина женских платьев доходит до щиколотки, затем до середины икры. Одежда характеризуется мягкими линиями силуэта, умеренными объемами. Появляются новые удобные и практичные виды одежды: широкие и свободные пальто, жакеты, деловые костюмы разнообразных форм, рабочая и производственная одежда.



Главной чертой моды этих лет становится свобода формы. Свободно висят на плечах блузки, рукава, пелерины. Их характеризуют силуэт — «бочонок», фантастическая отделка: широкие оборки, баски, пояса, не прилегающие к фигуре, неровные края низа юбок.

Обувь разнообразна по назначению: ботинки на шнуровке и пуговицах, закрытые и открытые туфли на невысоком плотном каблуке для повседневного ношения и на тонком высоком и изогнутом — для торжественных случаев.

---

Мода в XIX веке. Часть 2-я.

Светские львицы» или как появился «от кутюр»



«Светская львица» – очередной кумир высшего света Парижа – господствовала в модных салонах, являясь образцом светского изящества и элегантности, отличаясь фатальной бледностью и необычайным блеском глаз и, самое главное, роскошными формами [92 – 42 (с помощью корсета) – 92] и крашенными рыжими волосами, напоминавшими львиную гриву. Обладая независимым и непримиримым характером, «светская львица» старалась затмевать всех модниц утонченностью чувств и изысканностью выражений.

«Светская львица» не хуже мужчин умела обращаться с пистолетом, ловко фехтовать на шпагах (порой случались даже женские дуэли), владеть хлыстом, ездить верхом подобно гусару, элегантно выкуривать сигару, не испытывая головокружения, пить ром, можжевеловую водку либо жжёнку, не пренебрегать охлаждённым шампанским, твёрдой рукой управлять рулём и веслом и, наконец, главное, всячески стремилась казаться страстной и увлекательной любовницей. Она умело соединяла любовь к спорту (для поддержания формы, а об этом она заботилась в первую очередь, зимой купалась обнаженной в бассейне, летом – на курорте) и мужские замашки с элегантностью и изяществом.

Именно благодаря «львицам» в дамскую моду вошли элементы мужского костюма: накрахмаленные воротнички, манжеты с запонками, платья из сукна, картузы, галстуки и сугубо мужские линии кроя.

...Воплощением идеала такой красоты была знаменитая красавица, куртизанка и авантюристка, итальянская графиня Вирджиния де Кастильоне (183?-190?), одна из создательниц изысканной моды своего времени, тайный агент Италии при французском дворе.

Её необычайная красота и особенно экстравагантность туалетов быстро привлекали к ней внимание. А в 30 лет, заметив первые признаки начавшегося увядания, графиня Кастильоне затворилась на антресолях одного из своих роскошных особняков, где провела в полном одиночестве ещё 33 года! Из её дома были унесены все зеркала – так она ограждала себя от созерцания картины своего увядания...

Мало чем уступала ей и легендарная Лола Монтес [Элизабет Джилберт, или Розанна Гилберт).

...Экзотическая красавица, слывшая виртуозной танцовщицей, огненно-рыжая смуглая дочь испанки и ирландца, Лола Монтес (1818-1861) знала себе цену. Знатоки женской красоты десятков крупнейших городов мира – Лондона и Парижа, Петербурга и Москвы, Варшавы и Берлина, Лейпцига и Вены, Венеции и Рима, Мадрида и Барселоны, Баден-Бадена и Гамбурга, Нью-Йорка и Бостона, Филадельфии и Сан-Франциско, Сиднея и Калькутты лишь восхищенно цокали языками при виде её грациозного шикарного тела с крепкими грудями, милого личика с правильным носиком и огромными чёрными глазами, тяжёлых рыжих кос, соблазнительного пунцового ротика с перламутровыми зубками.

А началось всё с того, что она посетила родину своей матери – жаркую Андалусию, где поступила в школу танцев. Именно тогда ей пришла в голову светлая мысль отзываться только на благозвучное имя Лола. Так она стала всемирно известной танцовщицей и куртизанкой Лолой Монтес.

Лола колесила по всей Европе. И в каждой столице у её ног были знаменитейшие личности той поры: Рихард Вагнер, Ференц Лист, Александр Дюма-старший, король Людвиг I Баварский. За перипетиями ее головокружительных романов следила вся Европа!

Но когда ей стукнуло 30 лет, Лола подобно графине де Кастильоне поняла, что это уже предел для любой чаровницы, даже такой как она! ...Она умерла в Америке в полном забвении и глубокой нищете в возрасте 42 лет...

...Чисто внешне мало кому уступала и восхитительная испанская аристократка Евгения де Монтехо (1826-1920), будущая... императрица Франции – стройная, утонченная, немного рыжеватая блондинка, с лицом цвета чайной розы и огромными небесно-голубыми глазами. У неё были красивые плечи, высокая грудь, длинные ресницы. Но «горячая и темпераментная» испанка оказалась «не более сексуальной, чем кофейник» Это нелицеприятное сравнение сделал её... муж, император Наполеон III, а уж этот ловелас знал толк в женщинах и пользовался у них большим успехом!..

Вместе с тем, элегантная и учтивая императрица Евгения, с лица которой никогда не сходила обворожительная улыбка, внесла вклад в историю моды, оставив после себя не только бесчисленное количество умопомрачительных нарядов, но и отреставрированный Малый Трианон в Версале. Там она постаралась собрать сохранившиеся наряды и вещи боготворимой ею королевы Марии-Антуанетты, казнённой во времена Французской буржуазной революции. После смерти императора Евгения прожила очень долгую жизнь и умерла в изгнании в 1920 году в возрасте 94 лет...

И всё же, хотя эти прелестные демоны в юбках очень стремились походить на мужчин, внутри они оставались женщинами – привлекательными бабочками, созданными для домашних радостей при муже-опоре, содержателе и властелине. Недаром обстановка их домов была роскошна и комфортабельна.

...Утром светская львица надевала на голову батистовый чепчик, отделанный кружевами, капот из светлой кашемировой ткани, застёгивавшийся сверху донизу на пуговицы, между которыми виднелись батистовая плиссированная рубашка; на ногах у неё были яркие вышитые туфельки. В этом костюме она принимала своих поставщиков, портного, модистку, оружейника (!), седельника и грумов. С деловым видом расспрашивала она о своих лошадях, проверяла счета, отдавала приказания садовнику и грумам.

Затем она вторично одевалась для приёма приятельниц. Утренний чепчик заменялся кружевным с лентами (чепчики в эту эпоху были вообще в большой моде и носились со всякими туалетами), она надевала шёлковую юбку с тремя воланами и поверх [стр.155] неё фуляровый пеньюар, прихваченный у талии кушаком с золотой пряжкой, и на руки – митенки (прозрачные шелковые перчатки без пальцев). В таком виде она принимала своих приятельниц и садилась с ними за стол в то время, как мужья завтракали в модном кафе.

Завтрак был обильный и сытный; тогда модницы не пренебрегали едой и даже любили покушать: надо же было набирать силы для того образа жизни, который они вели. И пока устрицы, индейки с трюфелями, паштеты и т.п. быстро уничтожались, они выпускали свои острые когти и слегка терзали репутации своих ближних. Разговор вертелся главным образом вокруг спорта и сплетен; о литературе и искусствах не упоминалось ни единым словом; казалось, будто они и не знали о том, что Виктор Гюго принят в Академию; что Мюссе издал свои поэмы, а Мериме, Теофил Готье, Гейне и Дюма написали свои лучшие произведения.

Пока её приятельницы выкуривали сигары, хозяйка дома надевала амазонку цвета «лондонский дым» и жёлтые перчатки, напоминающие по фасону рыцарские наручники, сапоги с серебряными шпорами и большую фетровую шляпу. Они все отправлялись в Тиволи, где было устроено голубиное стрельбище; выйдя из экипажей, которые теперь назывались «кларенс» и «америкен», они входили туда, развязно болтая, здоровались по-мужски с целой толпой денди и спортсменов, брали ружья, прицеливались и почти без промаха попадали в цель налету. Сделав 20-30 выстрелов, они удалялись, гордясь своими успехами и похвалами присутствующих.

В Булонском лесу их дожидались верховые лошади, и «львица», пустив свою лошадь в галоп, доезжала, не меняя аллюра, до места скачек, держала там пари и обсуждала шансы той или другой лошади. Скачки оканчивались, и она возвращалась в Париж брать уроки фехтования или плавания.

Вернувшись домой, она отдыхала несколько минут в своем будуаре, пока ей готовили её вечерний туалет – платье из восточной материи с рукавами а-ля бедуин или а-ля персан; на волнистые, низко зачёсанные на уши волосы она надевала греческий чепчик и прикалывала бенгальскую розу.

Обед был так же обилен, как и завтрак; на нём присутствовали приглашённые обоего пола, и «львицы» не уступали «львам» в количестве выпитого вина. Разговор вертелся вокруг новостей дня. Кофе пили в маленьких гостиных, комфортабельно обставленных низкими диванами; ноги утопали в мягких коврах, и кофе, поданный в чашках настоящего английского фарфора, казался от этого ещё вкуснее.

Но и этот комфорт не мог удержать «львицу» долго дома; она спешила со своими гостями в театр прослушать акт или два модной оперы.

Покинув оперу (оперетту), она ехала на бал или выпить чашку чаю к приятельнице и, плотно поужинав, возвращалась домой к двум часам ночи...

Казалось, так может продолжаться бесконечно, но очередная революционная буря в Париже в 1848 году смела «львиц» с парижской светской авансцены.

Но зато появились два новых модных женских типа: тапажезки (по-фр. “les tapageuses” – шумные) и мистерьезки (по-фр. “les mysterieuses” – таинственные, скрытные).

Первые отличались горделивой осанкой и легкомысленным видом; они гордо носили свои перья в виде султанов и надевали напоказ бриллиантовые диадемы. Вторые узнавались по благородным и сдержанным позам и манерам; перья их куафюр нежно и печально покачивались, а бриллиантами они украшали скромные гребёнки, закрывая их почти совсем волосами.

Первые высказывали прямо и открыто, что хотят во что бы то ни стало производить эффект и вызывать восхищение; вторые, казалось, скромно скрывались в полумраке, мечтая о том, чтобы их и там заметили. Роль первых, как представительниц моды, была очень простая: она состояла только в том, чтобы отыскивать и носить костюмы, которых ещё никто не носил; роль же вторых была гораздо сложнее и требовала много такта: нужно было носить то, что никто не решался надеть, и в то же время казаться так же просто одетыми, как и большинство женщин.

«Таинственные» отдавали предпочтение скромной, мягкой, тёмной одежде, которая подходила как нельзя лучше к их характеру, – например, скромное манто из бархата с отделкой из пасмантри (бассоная отделка), но бархат был высокого достоинства, а пасмантри – прекрасной работы. Преимущество изящной простоты этого манто заключалось в том, что оно подходило ко всем обстоятельствам и случаям и было всюду и везде прилично. Прикрыв своё платье таким плащом, «таинственная» могла посещать и приюты и жилища бедняков, и своих богатых приятельниц.

«Шумные» любили одеваться в плащ, отделанный семьюдесятью метрами роскошного и дорогого кружева. Он годился лишь в тех случаях, когда модница собиралась в свет.

Мистерьезки претендовали на любовь к искусству и ко всему артистическому, а потому часто копировали фасоны с картин знаменитых художников. Нередко можно было видеть на голове какой-нибудь прекрасной мистерьез прелестную шляпку, точно скопированную с рубенсовского портрета, или красиво и изящно накинутую на голову прозрачную вуаль, заимствованную у какой-нибудь рафаэлевской мадонны, а маленький кокетливый чепчик из тюля, чёрных кружев и белых цветов являлся копией головного убора, изображённого на картинах Ватто или Шардена.

А прекрасные тапажезки заказывали свои платья портнихам, обладающим некоторой начитанностью и знакомым с историей других народов, и те им создавали греческие или турецкие корсажи, польские кофты, венгерские доломаны. Это были странные, подчас, быть может, очень смелые костюмы, но зато всегда красивые...

Во многом благодаря тапажезкам и мистерьезкам идеи женской эмансипации нашли весьма экстравагантное выражение и в манерах, и в одежде эпохи «выставочного стиля» – стиля роскошного, но безвкусного. Именно в это время появляется понятие «от кутюр».

...Кстати, от кутюр (фр. “haute couture”) – это швейное искусство на высоком уровне. В более узком значении: уникальное творчество ведущих парижских модельеров, задающих тон в международной моде...

От кутюр появилось тогда, потому что создателям новых моделей одежды удалось выделиться, из числа анонимных, никому неизвестных швей и портных. Именно во второй половине XIX века возникли ателье – первые Дома моды и появились первые модельеры, окруженные часто мистическим ореолом. Это были яркие личности, выступающие зачастую как истинные художники. Эти маги стали властителями дум великосветских дам. Авторитет парижских кутюрье (по-фр. – модельеров высшего класса) стал непререкаем для аристократии и буржуа многих стран.

Все наши следующие рассказы о тех, кто определял моду, будут посвящены в основном им, потому что с появлением кутюрье начинает работать аксиома: «кутюрье предлагает – женщина выбирает!».



Кутюрье № 1 – Чарльз Ворт!



В середине XIX века женский силуэт приобрел форму перевернутой рюмки, потому что настала эпоха кринолина (от фр. “crinoline” – нижняя волосяная юбка) – присборенной куполообразной юбки, форма которой поддерживалась многочисленными нижними юбками, подбитыми конским волосом.

Кстати, изобретение кринолина иногда связывают с именем французской императрицы Евгении – жены Наполеона III. Дескать, она ввела его во время своей беременности в 1855-1856 гг., но это лишь очередной исторический анекдот. На самом деле это случилось лишь в 1859 году, когда были введены более лёгкие искусственные кринолины, в которых эластичные проволочные обручи, соединенные по вертикали подвижными лентами, сменившие ивовые либо бамбуковые прутья, китовый ус или даже резиновые шланги, наполненные воздухом, стали поддерживать платье, не соприкасающееся с телом. Многочисленные нижние юбки исчезли (теперь надевали лишь одну-две), а искусственный кринолин стал товаром, производимым машинами...

Надевать платье на кринолин было сложно. Сама дама этого сделать не могла. Две служанки (субретки) становились на подставки по обеим сторонам от дамы. Их задача была в том, чтобы осторожно накинуть платье на женщину в каркасе-кринолине, придерживая его на специальных деревянных распялках.

Активным пропагандистом искусственных кринолинов был англичанин Чарльз Ворт, родившийся 13 октября 1825 г. в местечке Боурн в графстве Линкольншир в бедной семье стряпчего (адвоката). Уже в 11 лет Чарльз навсегда покинул родные пенаты и уехал в Лондон. Здесь он не без труда нашел работу в фирме «Льюис и Эйленби», торговавшей тканями и предметами дамского туалета. Это первый шаг Ворта на пути постижения секретов моды и коммерции. Затем он перешел в галантерейный магазин «Сван энд Эдгар». В эти годы он зарисовывает костюмы с картин старых мастеров в Лондонской национальной галерее.

После 7 лет работы в Лондоне, в 1845 г. он всего лишь со 117 франками в кармане покинул родину и перебрался в Париж. Здесь он начал работать продавцом в модном магазине «Ла Вилле де Пари», затем ему посчастливилось устроиться приказчиком в один из наиболее известных тогда модных парижских магазинов фирмы «Гажелен-Опижес», что на улице Ришелье, 83, – в самом центре торговли элегантностью Парижа.

У Гажелена Ворт проработал 12 лет, пройдя путь от мелкого служащего до компаньона и внеся большой вклад в процветание фирмы. Эти годы имели огромное значение для формирования его таланта. Неизвестный поначалу, он очень много работал: рисовал, проектировал, фантазировал. Однако фирма Гажелен, которая придерживалась своих многолетних традиций, не поддерживала нововведений Ворта, и он ушел.

Ворт был не только гениальным предпринимателем, но считался еще и незаурядным художником по костюмам. Его жена, бывшая продавщица у Гажелена, Мари-Августина Берне (1825-1898) – энергичная и обходительная женщина с безупречной фигурой – помогала в рекламе его эскизов и нарядов: с 1850 года она начала посещать известных дам парижского общества и знакомила их с костюмами, придуманными её мужем. Она умела так их подать, что клиентки, глядя на них, становились словно околдованными.

...Кстати, во многом поэтому некоторые историки моды считают именно её первой манекенщицей. Позднее с лёгкой руки Ворта многие известные модельеры стали прибегать к помощи своих привлекательных жён и подруг, показывавших модели именно так, как хотелось их создателю...

Однажды Мари-Августина оказалась на пороге дома австрийского посла Клемента Меттерниха. Его жена Паулина де Сандор, очаровательная и невероятно элегантная принцесса Меттерних (1838-1921), задававшая тон в парижской моде, сначала колебалась: стоит ли ей знакомиться с никому не известной особой, но наконец согласилась принять ее. Необычные эскизы Ворта этой самой «французской из посланниц» неожиданно понравились. К тому же, цены у жены Ворта были весьма низкими, и она заказала для себя за 600 франков два платья у Ворта. На балу в Тюильри её кринолин из тюля с серебряной вышивкой и украшенный букетами маргариток вызвал интерес у самой императрицы Евгении и... на следующее утро Ворт проснулся знаменитым. Так он стал «личным портным и поставщиком двора Её Величества»...

С этого момента платья от Ворта стали чудовищно дороги. Теперь простейшее платье обходилось его заказчице не менее чем в 1’600 франков! Количество заказов стало расти с космической скоростью. Вскоре их число достигло 5 тысяч в год...

Именно роскошная мода Ворта ввела в обращение понятие «от кутюр», а его самого принято считать первым кутюрье в истории Высокой Моды. (Именно для него, сумевшего соединить английскую технику шитья с французским шиком, было создано слово «кутюрье» (“couturier”), до этого были лишь “couturieres” – портнихи, скорее, даже швеи.) Ворт был первым, кто понял, как стать звездой. Он просто стал подписывать свои модели, так же как художник [стр.166] подписывает картины. Кроме того, каждый год он представлял новую коллекцию и таким образом сделал моду изменчивой, что увеличило покупательский спрос. Из этого основополагающего новшества модельеры и по сей день все извлекают выгоду.

Вместе с сыном богатого шведского финансиста Отто Густавом Бобергом (он вскоре отошел от дел) Ворт создал первый модельный дом (Дом моды) на Рю де ла Пэ в Париже в 1857 г. Этот Дом покорил весь мир и просуществовал около 100 лет! Его успех был столь оглушителен, что знаменитый писатель Эмиль Золя увековечил его в своих романах «Дамское счастье» и «Западня». Ворт сумел разгадать тенденции эпохи и поставить производство своей продукции на поток.

О степени его популярности говорят такие факты. Для его собственной королевы, королевы Великобритании Виктории, которую Ворт, правда, обслуживал инкогнито (по традиции английский двор должен был оставаться верен национальной продукции), только к торжественному открытию Суэцкого канала он изготовил 150 (!) моделей одежды. Ворт изготовлял для неё костюмы по мерке, полученной из Лондона, примеряя на специально подобранную манекенщицу с нестандартной фигурой (королева Виктория был очень полной), затем передавал их поставщикам английского королевского двора, а те, в свою очередь, под маркой поставщиков двора, одевали королеву.

Ворт не только первым стал, подобно художникам, подписывать свои костюмы, т.е. пришивать к платьям ленточку с вытканным на ней именем, но и одним из первых стал представлять свои модели на манекенщицах, выбирая их в соответствии с типажом своих постоянных заказчиц. Имея мерку и манекенщицу, соответствующую ей, он получал возможность изготовлять заказы заочно. Сын Ворта, Жан-Филипп, вспоминал, что многие клиенты заказывали у Ворта платья, ни разу не побывав в Париже, лишь по письмам и фотографиям. Кроме того, большую роль в привлечении заказчиков начала играть периодическая публикация моделей фирмы в модных изданиях, особенно в журнале «Харпер’с Базар», где среди анонимных моделей костюмы от Ворта публиковались с указанием фирмы.

Знатные клиенты полностью доверяли его вкусу. Очень немногие осмеливались возражать мастеру. Сам Ворт так говорил о заказчицах: «У них есть вера, фигура и франки. Вера – для того, чтобы верить в меня, фигуры – которым я могу придать форму и франки – чтобы оплачивать мои счета». Наибольшей симпатией мастера пользовались американские клиенты, которые никогда не торговались и платили наличными.

Специального художественного образования Ворт не получил. Его учителем была сама жизнь. Большую роль в становлении Ворта – художника костюма своего времени – сыграло его увлечение живописью старых мастеров. По воспоминаниям его биографов, всё свободное время юный Ворт проводил в Лондонской национальной галерее, где делал заметки и зарисовки отдельных складок, узоров тканей и вышивок, деталей однажды с живописных полотен великих мастеров прошлого. Увлечение продолжалось и после переезда в Париж, где Лувр давал ему великолепным материал для изучения. Эти впечатления и наброски и стали основой всего его творчества как модельера. Характерно, что его вдохновляли персонажи и композиции разных художников из различных стран и периодов истории, Тонко чувствуя веяния времени, Чарльз Ворт создал целую галерею великолепных костюмов: в одних исторические корни ощущались ярче, отчетливее, в других – они едва ощутимы.

С лёгкой руки Ворта кринолин менял свою форму; суживался у бёдер, приобретая форму овала, выдающегося сзади и заканчивающегося шлейфом. Затем, ближе к концу XIX века, кринолин исчез, но появилась ещё одна новинка от Ворта – турнюр (от фр. “tournure”) – высоко (на 12-13 см) присборенные сзади в складки, воланы и оборки юбки. При этом верхняя юбка спереди и на боках была прямой. Это искусственное подчеркивание той женского части тела, о шторой не принято говорить в приличном обществе, получило название «искусственный или парижский зад». Юбка держалась на волосяной подушечке, ватном валике или каркасе из изогнутых обручей на ягодицах и была богато украшена воланами, лентами, бахромой, бантами, оборками и искусственными цветами. Это искусственное украшение на женских ягодицах создавало причудливый динамичный силуэт: фигура женщины казалась устремленной вперед в порывистом движении. При этом турнюры некоторых модниц 80-х гг. были такими большими, что в них легко маскировался... маленький складной стульчик для отдыха уставшей хозяйки этого чрезвычайно волнующего мужское воображение наряда. Вскоре был придуман складной турнюр под названием «хвост креветки». В последнее десятилетие XIX века турнюры вышли из моды.

...Кстати, есть версия, что турнюр появился именно для того, чтобы прикрыть под платьем женщины складной стульчик. По другой – подобный женский силуэт пришел на ум Ворту, когда он заметил, как молоденькая хорошенькая служанка, моя у него пол, кокетливо подоткнула сзади юбку, чтобы не замочить её подол....

После смерти в 1895 г. Чарльза Ворта его фирма продолжала работать ещё очень долго. Постепенно утрачивая своё доминирующее положение, она существовала до 1956 г., когда имя Ворта было продано в Англию.

Почти за 100 лет существования Дома моды Ворта, его костюмы и аксессуары носили несколько поколений коронованных особ, аристократии, представителей капитала и артистического мира на всех континентах. Бесценным вкладом в развитие моды стала разработка и применение в Доме моды Ворта, особенно при жизни его основателя, прогрессивных, опережающих своё время методов организации производства модного платья и сопутствующих ему аксессуаров. Мощная французская империя моды от кутюр до сих пор во многом обязана своим становлением этому Дому моды и является достойным памятником Чарльзу Фредерику Ворту и его наследникам.

---

Исчезающие девушки

Рекламные плакаты прекрасного художника Coles Phillips (1930 гг.)

---

А вот так выглядели одни из первых рекламных плакатов сигарет "Честерфилд".

---

Еще туфельки:-)

---

Разнообразные шляпки:-)

---

Мода в XIX веке. Часть 1-я

Веками жаждавший равноправия, сметливый слабый пол, пользуясь демократическими веяниями Великой французской революции 1789 года – «Свобода! Равенство! Братство!», – мгновенно сориентировался. Особенно по душе ему пришлись два первых лозунга. Он вообразил себя подобным античной Фрине, раскрепостился, выставив напоказ свои прелести.

Рассказывали, что началось все со скандально известной Фортуне Гамелен, которая взяла и прошлась по Елисейским полям с обнаженной грудью, что вызвало невероятный восторг у всех имевших счастье лицезреть это «шоу» мужчин.

С легкой руки не страдавшей комплексами Гамелен женщины решительно облачились в прилетающее платье а-ля антик из тонкой, мягкой, свободно струящейся по округлым женским формам прозрачной муслиновой, батистовой либо кисейной белой ткани из Индии с сильно оголенными руками, глубоким округлым вырезом на груди, иногда не сшитое по бокам, и перехваченное под самой грудью поясом. Некоторые наиболее «продвинутые» парижанки еще подкладывали сзади под юбку подушечку, чтобы подол аппетитно изгибался назад, дразня и распаляя мужское воображение. Никогда ранее женщины не позволяли себе столь откровенных костюмов. Первыми, «на ура», приняли эту моду молодые, стройные, хорошо сложенные, а главное, не боявшиеся показать голое тело, женщины и девицы. Так возник культ обнаженного тела.

...Однако Великая французская революция не принесла женщинам каких-либо значительных прав, если, конечно, не считать введения права на развод. Мечта о женском равноправии оказалась неосуществимой: ее пришлось отложить примерно на сто лет.

Ярчайшей поклонницей-пропагандисткой новой моды была всеми признанная парижская модница и кокетка, несравненная мадам Терезия Тальен (1770-1835), считавшаяся «красивее капитолийской Венеры» – столь идеальна у нее была фигура, прелестями которой можно было любоваться всем, благодаря новой смелой моде: простое платье из абсолютно прозрачного индийского муслина, одетое на голое тело, «говорила» о многом. Порой слишком о многом, и нередко от этого у мужчин даже дух захватывало. Недаром ведь в модном журнале «Зеркало Парижа» писалось: «Она имеет вид выходящей из ванны и нарочно показывает свои формы под прозрачными тканями». Мода на предельное оголение» побеждала всё: пример Тальен оказался чересчур заразителен.

...Эта высокая, божественно сложенная испанка с волосами до пояса, очаровательной шеей, великолепными плечами, полными икрами и такой грудью, что, как писала бульварная пресса той поры, мужчины при виде ее от вожделения не знали, куда деть руки, невероятно возбуждалась при виде мужчин.



Не менее красочно описывает один из ее современников и нарядный вечерний костюм, в котором мадам Тальен посетила оперу: «Она была в белом полупрозрачном платье греческого стиля, с голубым, шитым золотом передником римского образца, завязанными сзади золотыми кистями, с красным шарфом вокруг божественной талии. Ее прелестные руки, смело обнаженные до плеч, были украшены шестью бриллиантами в браслетах; ноги были обтянуты шелковым трико телесного цвета, ступни и икры обвиты с обеих сторон до колен бриллиантовыми пряжками, так что через прорезь мелькала нога; серьги, ожерелья, перстни, украшения на голове – все сияло камнями необычайной цены».

С легкой руки Терезии Тальен и ей подобных решительно выступило на передний план то, что раньше считалось неприличным. Парижские острословы смеялись, что парижанкам достаточно одной только рубашки, чтобы быть одетыми по моде. Нагота сделалась чрезвычайно модной.

Иностранцы приходили в ужас от смелости парижских модниц: туалеты, в которых они щеголяли, 100 лет назад не осмелились бы надеть даже проститутки! Особо популярный воздушный и прозрачный «костюм Психеи» был так глубоко вырезан спереди и сзади, что грудь была прикрыта не более чем на три пальца, талия при этом располагалась непосредственно под грудью.

...Кстати, о декольте! В отсутствие корсета, приподнимавшего и оптически увеличивающего бюст, женщинам пришлось довольствоваться либо тем, чем каждую из них наградила в этой части тела природа, либо носить очень модный тогда, только что изобретенный искусственный бюст, имитировавший природную грудь во всей ее свежести и красоте. Сначала он делался из воска, потом из кожи телесного цвета с нарисованными жилками. Особая пружина позволяла искусственному бюсту ритмично вздыматься и опускаться. Подобные шедевры воздавали иллюзию настоящей груди, пользовались огромной популярностью и стоили очень дорого; Как и поддельные икры, эта «женская прелесть» продавалась открыто, красуясь в витринах модных магазинов, Для поддержания бюста (своего или накладного) в приподнятом положении использовался широкий пояс. Его отсутствие говорило о том, что даме нечего поддерживать...

Обычно день парижской модницы, например, мадам Тальен, начинался не раньше восьми часов утра, когда красавица отправлялась в ванну в пеньюаре а-ля Галатея, после ванны за утренним горячим шоколадом она облачалась в модный передничек а-ля креолка. После шоколада дама облачалась в шмиз (по-фр. “shemise” – рубашка) «столь же пригодный для верховой езды, сколь и для утренней прогулки пешком». Для обеда предназначалось три вида платья и так до позднего вечера. Причем, чем ближе к ночи, тем наряд становился все откровеннее и откровеннее.

Дальнейшее развитие шмиза (появление разреза – сначала от бедра, потом – от талии, а затем и сзади) только оправдывало худшие опасения скептиков. Мода стала еще более фривольной, поистине «нагой» или модой а-ля соваж (по-фр. “a la sauvage” – нагой; самое легкое платье весило... 200 грамм!). Никогда еще декольте не было так откровенно, как в это славное время: грудь открывалась все больше и больше – ниже сосков. Как писал один изумленный современник, «два резервуара материнства были хорошо видны в этом новомодном платье и приводили в неописуемый восторг мужчин». Лишь в очень прохладную погоду некоторые дамочки томно прикрывали своё выразительное декольте прозрачными косынками – фишу, которые кокетливо завязывались на бантики спереди или сзади на талии. В последнем случае, сославшись на то, что «ей душно», дама могла томно попросить кавалера распустить бантик.

Все в женском костюме было направлено на обрисовывание формы тела. Прозрачная батистовая рубашка позволяла видеть всю ногу, украшенную над коленом золотыми обручами. Если у женщины не видны были ноги от туфель до ягодиц, то говорили, что она не умеет одеваться. Когда дама шла, платье, кокетливо подобранное спереди и позади, обтягивающее показывало всю игру ягодиц и мускулов ее ног при каждом шаге,



Одновременно входят в моду парики с короткой прической. Все очень просто: многие модницы очень любили менять выражение своего лица, поэтому темные парики чередовались со светлыми. Господствовал принцип: «белокурый парик утром, а тёмный – вечером». Жгучая испанка мадам Тальен ввела в моду белый парик, эффектно оттенявший её восхитительные томные чёрные глаза. Её почин стал невероятно популярен: женщины всегда хотели быть блондинками. Некоторые дамочки имели по 30-40 париков, что позволяло им ежедневно менять свой облик.

Истинный фурор вызвала суперэкстравагантная мода мервейезок (по-фр. «причудницы» или «чудесницы») – узкого круга рафинированных щеголих, которые публично демонстрировали неприятие каких-либо эстетических идеалов и норм поведения. У них был свой жаргон, свои эпатирующие манеры и... внешний облик.

В их число входили и мадам Тальен, и даже будущая императрица Франции Жозефина Богарнэ, первая жена Наполеона Бонапарта. Они щеголяли в укороченных, абсолютно прозрачных муслиновых (газовых) шмизах на голом теле. Для пущего эффекта свои шмизы они смачивали водой, чтобы те, прилипнув к телу, лучше подчеркивали его пикантные выпуклости и ложбинки. Дополняли их костюм похожие на след от удара топора ярко-алые ленты на шее, огромные бархатные шляпы, чулки со вставками другого цвета, узкие туфли, огромные медвежьи муфты и... почтовый рожок, висевший в качестве украшения на толстой шейной цепочке, спускавшейся почти до живота.

Мервейезы были необыкновенно изобретательны в прическах. Это они осмелились первыми носить такие прически, как «жертва», «под висельника» и «дикарка». Последняя напоминала прическу типа «только что из постели»: длинные, смятые, не расчесанные пряди волос в беспорядке спадали на плечи и грудь. Это они меняли парики в зависимости от времени дня: утром – надевали мальчишеский, белокурый паричок, днём, на прогулку или для визитов, – рыжий или каштановый, а вечером – чёрный.

...Судьба одной из главных модниц той яркой и бурной на события поры Терезии Тальен по-своему нравоучительна. С приходом к власти в 1800 году консервативно настроенного по отношению к слабому полу Наполеона Бонапарта, с которым у неё не сложились интимные отношения, Терезия Тальен перестала играть заметную роль в жизни французского общества.

Деспотичный Бонапарт запретил появляться в его дворце женщинам, у которых была не совсем безупречная репутация. Он никогда не забывал, каким огромным влиянием пользовались эти дамы, в том числе и Терезия Тальен. Однажды, когда при нём кто-то случайно упомянул об этих некоронованных законодательницах как в политике, так и в модах на дамские туалеты, он дико вспылил: «Мною не будут управлять шлюхи!». [На самом деле разъяренный Наполеон употребил более грубое площадное выражение, коротко и ясно характеризующее суть первой древнейшей женской профессии] История сохранила то ли анекдот, то ли быль о запрещении им «нагой моды»: на одном из пышных дворцовых приемов Наполеон заметил красивую молодую даму в очень смелом наряде. Он громко вызвал её из толпы и грозно сказал: «Мадам, вы раздеты, идите оденьтесь!». Времена, когда мадам Тальен, одна из подруг супруги Наполеона Жозефины де Богарнэ, сидела в ложе театра, обнажённая чуть ли не по пояс, ушли навсегда...

---

Очень нежное лицо у девушки..

---

А вот такие были раньше открытки-"валентинки".

---

Ретро-открытки. Начало 20-го века...

---

Гламурные ножки:-)

---

И еще старые открытки..

---

Мода в XVIII веке.

Французская культура, искусство, производимые этой страной предметы роскоши создали Франции в начале XVIII в. славу сказочной державы. Франция стала не только центром европейской культуры, но и почти единственным создателем новых форм костюма, высшим арбитром элегантности и законодателем мод на долгое время. И хотя влиянию французской моды тогда подчинялась вся Европа, но ярчайшим олицетворением женской моды той поры все же была не француженка.



...Одна из красивейших и одареннейших женщин того времени, наполовину датчанка, а наполовину голландка Анна-Констанция фон Хойм графиня Коссель (Козель) (1680-1765) заправляла женской модой в Европе начала XVIII в. Для этого у нее было все: красота, ум, сила воли и... деньги!



Почти восемь лет, во многом благодаря необычайной энергии и уму она была фавориткой чрезвычайно изменчивого короля польского и курфюрста саксонского Августа II Сильного (1670-1733). Эта выдающаяся женщина относилась к тому редкому типу женщин, в котором сочеталась природная красота и грация с мужским умом, силой характера и решительностью. У нее было овальное лицо, белоснежная кожа, красиво очерченный, чувственный, маленький рот, безукоризненной формы нос, удивительной красоты зубы, роскошные, цвета воронова крыла, волосы, огромные, черные, блестящие, лукавые глаза, плечи, руки и бюст – само совершенство. Хорошо сложенная, прекрасно владевшая собой, непревзойденная танцовщица, графиня Коссель всегда была в ровном расположении духа и очень остроумной. Она говорила много, но умные вещи, и поэтому ее речи не казались пустой бабьей болтовней.

Рассказывали, что когда Август в первый раз пришел к Анне-Констанции (тогда еще супруге армейского полковника фон Хойма), то якобы в одной руке у него была подкова, которую он сломал одной левой, а в другой – мешок с сотней тысяч талеров. Таким образом, он силой и деньгами добился благосклонности этой своенравной и замужней дамы, превосходившей всех придворных дам в красоте и грации. Скорее всего, это красивая легенда. Но в искусстве любви и умении одеваться с ней действительно мало кто мог соревноваться, даже самые изящные представительницы Европы – парижанки, которых уже тогда характеризовали емким и лаконичным словом – шарман!

В самой же Франции началась эпоха вечного праздника, праздника чувственности и сладострастия, праздника, распространившегося на соседние страны. В исторической литературе эта пора стыдливо называется культом галантно-любовных отношений. Появившись еще при дворе Людовика XIV, теперь она достигла своей кульминации. Аристократия наслаждалась жизнью, как говорится, «на всю катушку», или, как сказали бы сегодня, – «по полной программе». Большая часть жизни аристократов проходила в будуарах, в «таинственных» гротах, вообще в тех местах, где царят уют, комфорт и... интим, интим, интим. Откровенная распущенность сменила скрытый разврат прежней эпохи. Современные модницы, вставая утром с постели, и во время туалета принимали гостей. В этот момент им прислуживали уже не горничные, а мужчины-камердинеры. Вся светская жизнь концентрировалась вокруг женщины, она стала предметом особого внимания и преклонения. Поэтому столь огромное значение стало придаваться не только формам, но и воспитанию девочек-аристократок. Особое внимание уделялось внешнему лоску, манере поведения. Изысканность и грациозность манер вырабатывались с раннего возраста. Детей учили перед зеркалом делать изящные поклоны, принимать красивые позы. Каждый шаг, жест, каждое движение, выражение лица – все подчинялось законам «хорошего тона». С 6-7 лет девочек приучали к жесткому корсажу. Именно он не давал спине согнуться, таким образом вырабатывалась прямая осанка, столь необходимая за столом во время званых ужинов. Одежду учили носить так, чтобы выглядеть в ней непринужденно и естественно, привлекательно и женственно. Очень рано обучали танцам, чтобы придать движениям пластичность. Для выхода в свет девочкам делали чуть более скромные прически, чем взрослым дамам, но обязательно пудрили лицо, тело и волосы, а щеки румянили без меры.

Утонченность и изящество, тонкая талия, чуть округлые бедра, маленькая головка, узкие плечи, тонкая шея, небольшая, но обязательно высокая грудь, маленькие руки; во всем – женственность, чрезвычайная женственность – таков идеал женской красоты последнего века французской аристократии.

Силуэт дамского костюма был чрезвычайно женствен, светел и ярок; женщина напоминала изящную фарфоровую статуэтку, Одежда подчеркивала и слегка утрировала описанные выше линии женской фигуры. Женщина полна женского обаяния и жажды интимности. Без преувеличения вся одежда женщин XVIII века изобретена для... совращения мужчин; она делала женщину неотразимо соблазнительной; подготавливала ее к самому главному и желанному – любви. Появился даже специальный курс наставлений в амурных делах «Любовница комиль-фо»...

...Кстати, о любви, а вернее, о сексе! Начнем с того, что ребенок любого сословия посвящался во все тайны взрослой интимной жизни очень рано. Мальчик становился мужчиной лет в 15, девочка – женщиной лет с 12. Подростков просвещали их же родственники. Заботливый дядюшка как бы невзначай осведомлялся, к примеру, не жмет ли племяннице корсет, глубоко запуская при этом руку ей под корсаж. Чистоплотная тетушка просила подростка-племянника поискать у нее блох, демонстрируя при этом свои подержанные прелести. Очень пикантными считались эротические игры с неполовозрелыми юнцами и девицами...

Нередко, как вы понимаете, любовная интрижка кончалась... внеплановой беременностью. Последняя воспринималась в XVIII веке как глупая неосторожность, досадное препятствие к развлечениям. Следовало дождаться разрешения от бремени, чтобы сдать младенца кормилице. Считалось, что кормление собственной грудью сильно портит ее форму, за соблазнительность которой модницы боролись всеми доступными им средствами. Если же ребенок был незаконнорожденным (что случалось весьма часто), то его тут же отправляли в воспитательный дом. В наружных стенах таких домов и монастырских приютов имелись специальные, поворачивающиеся под тяжестью ребенка, колыбельки, куда можно было положить малыша и быстро скрыться...

Чрезмерное увлечение интимом вызвало появление столь глубокого декольте в виде каре, что грудь обнажалась до околососкового кружка (ареолы).

...Кстати, большой популярностью пользовалось подкрашивание сосков красными (пунцовыми, бордовыми, малиновыми и др.) красителями. Прийти на бал с бледными сосками было столь же немыслимо, как сегодня появиться на светском рауте без... макияжа. Чтобы сосок «стоял» – его время от времени натирали льдом, который модницы возили с собой на балы или приемы в специальных «ледницах»...

Порой случался конфуз: у присевшей в глубоком реверансе дамы грудь выскакивала из корсажа. Не распустив шнуровки, ее нельзя было «спрятать» обратно. «Опростоволосившейся» даме приходилось на время исчезнуть с бала или приема.

На улицу дамы обычно выходили с непокрытой головой – в моду вошла обильно припудренная маленькая изящная прическа с открытым лбом, поднятыми вверх и заколотыми на затылке волосами, буклями и локонами, украшенная лентами, перьями, цветами, нитками жемчуга. Такую прическу носила графиня Коссель, поэтому во Франции ее называли «прической графини Коссель». Эта прическа была самой женственной за весь XVIII век.



Середина XVIII века для Европы время знаковое: неуверенный в завтрашнем дне правящий класс (в первую очередь, французская аристократия) замкнулся в своем уютном и интимном мирке, проводя жизнь в бесчисленных празднествах, балах, маскарадах. Аристократия стремилась урвать от жизни все доступные ей утехи, в первую очередь чувственные,

Ее девизом стала фраза: “Après nous le déluge!” (фр. «После нас – хоть потоп!»). В этих циничных и легкомысленных словах отразилось отношение к миру всего французского высшего сословия.

...Кстати, после «них» действительно случился «потоп», потрясший до основания общественные устои Западной Европы – грянула Французская буржуазная революция 1789 г., и покатились с эшафотов гильотинированные головы пресыщенных французских аристократов и аристократок...

Но все это случится еще не скоро – только в конце века, а пока капризы и прихоти аристократии открыли простор творческой фантазии французских портних-модисток. Их искусство достигло больших высот, а сами они стали весьма заметными фигурами в высшем свете. Между чванливыми аристократками шло своеобразное состязание за то, чья модистка лучше. Почти 20 лет – с 1745 по 1764 г. – лучше всех одевалась Жанна-Антуанетта де Этиоль, более известная как маркиза де Помпадур (1721-1764). Ее наряды, безусловно, лучше всего характеризовали столь типичный для изысканно-грациозной эпохи красивых женщин «интимный» костюм.

Желание нравиться преобладало надо всеми другими стремлениями и породило одежду, подчеркивающую чувственные формы тела. Все, абсолютно все женщины хотели быть молодыми (вечно молодыми!): чтобы скрыть возраст, два раза в день (утром и вечером) принимали освежающую кожу ванну из парного молока, волосы покрывали слоем пудры, скрывающей седину, щеки сильно румянили. Все женщины стремились остановить время. Именно поэтому в моду вошли обильные румяна – одна из отличительных черт XVIII в. Так как повелевать природой человек не в силах, то с помощью румян был искусственно создан цвет, считавшийся типичным цветом молодости и красоты. Благодаря румянам на женских лицах царила вечная весна.



Женщина той изысканной и беззаботной поры все больше и больше становилась похожей на утонченную драгоценную статуэтку в фантастически сказочном интерьере. Грациозность и легкость продолжали отличать женский силуэт и, соответственно, женский костюм тех времен; узкие плечи, чрезвычайно тонкая (осиная) талия, округлая линия бедер, по началу маленькая, а затем огромная прическа и высоко приподнятая грудь, которая к концу века будет все увеличиваться и увеличиваться в размерах и все больше выступать вперед.



Совершенным образцом женщин этого типа была всесильная маркиза де Помпадур. Жанна-Антуанетта не была ни ослепительной красавицей, ни пылкой любовницей. Блондинка среднего роста, несколько полноватая, но грациозная, с мягкими непринужденными манерами, элегантная, с безукоризненными овалом и цветом лица, чудесными длинными ресницами, с прямым, совершенной формы, носом, чувственным ртом, очень красивыми зубами, потрясающей грудью, чарующим смехом, она обладала глазами неопределенного цвета. Их непонятный цвет, казалось, обещал негу страсти и в то же время оставлял впечатление какой-то смутной тоски в мятущейся душе.

...Кстати, моду на высокую грудь ввела не она, а экстравагантная супруга Людовика XVI красавица-австриячка Мария-Антуанетта, обладавшая безупречно красивым, как две пиалы, высоким бюстом...



Поскольку широкая грудная клетка считалась признаком неблагородного происхождения, то дамы шнуровались как можно туже. Случалось, ребра из-за этого срастались, что доставляло благородным бедняжкам-модницам невыносимые страдания. Многие из них, памятуя о том, «что красота требует жертв», продолжали носить корсеты даже во время беременности (особенно, если она была нежелательной, а подобное в то галантное время случалось очень часто), что нередко приводило к появлению на свет детей с искривленными руками или ногами либо иными тяжелыми заболеваниями.

В современных исторических фильмах актрисы (как, впрочем, и топ-модели на подиумах) носят не настоящий корсет, а его стилизацию. Если же прихоть модельера все же заставляет супер-модель выйти на «язычок» в корсете, то его шнуруют непосредственно перед показом, так как более 5 минут даже тренированные звезды очень жесткого на требования модельного бизнеса в узком корсете XVIII века не выдерживают и падают в обморок. Все очень просто: даже их отнюдь не дряблое тело не способно переносить складку кожи в 15-20 см, дающую 40-сантиметровую талию, которую образовывал корсет...



Прямо на корсет кокетливо-жеманные дамы рококо (так называлась та эпоха) натягивали платье и, не надевая и не поддевая более ничего, отправлялись за пределы своего дома. В ту до предела утонченную эпоху нравы настолько упростились, что возникла даже игра, одинаково приятная обеим сторонам. На модной тогда картине знаменитого французского живописца Фрагонара «Качели» (1767 г.) молодой человек смотрит даме под юбку и видит то, что ему хочется и разрешается увидеть.

Погоня за красотой во 2-й половине XVIII века стала безудержной и безумной. И между 1770 и 1780 гг. с легкой руки королевы Марии-Антуанетты, обладавшей роскошной шевелюрой, женская прическа начала подниматься вверх – иногда на высоту до 70, а порой и 100 см, т.е. иные прически были в несколько раз (порой в 8) больше головы! Француженки той поры были невысокими, и такие громадные прически зрительно увеличивали рост дамы.



Знаменитые парикмахеры вместе с модистками при помощи специальных деревянных, металлических либо проволочных каркасов, стон на лестницах, создавали на головах своих высокородных клиенток настоящие произведения искусства.

...Кстати, это был «золотой век парикмахерского искусства». Тогда творили такие корифеи своего дела, как, например, легендарный Даже – личный парикмахер маркизы де Помпадур или чуть позже – блистательный Леонар Отье по прозвищу Боляр, т.е. Великолепный, – придворный парикмахер Ее Величества Марии-Антуанетты...

Так Франция стала законодателем моды и в области причесок. От названия сложной прически – куафюра – парикмахеров стали называть куаферами. Все новые и новые прически появлялись в результате соперничества парикмахеров.

Идеи для этих сложных сооружений давала сама жизнь. Прически могли изображать эпизоды охоты, натюрморты, пейзажи, ветряные мельницы, крепости, мосты, парусные корабли, сады, корзинки с фруктами, рога изобилия, сцены из модных пьес, казни и даже моменты интимной близости. Торжественный спуск на воду королевского фрегата «Адмирал» привел к появлению прически «адмиральская» с корабликом под парусами на макушке.

Промчавшаяся в 1773 году по парижскому небу комета породила прическу «комета» с длинным хвостом из хлопчатобумажного газа. Когда в моду вошли живые цветы, в прически стали прятать флаконы с водой, чтобы цветы дольше не вяли. Они, конечно, сохранялись долго, но ходить и сидеть с такими сосудами на голове следовало крайне осторожно, чтобы не налить себе воду за шиворот. Затем овощи и фрукты оттеснили на задний план цветы: пришла мода на артишоки, кочаны капусты, морковь, редис и т.п. Их сменили птичьи гнезда с яйцами и клетки с птицами.



Знаменитые парикмахеры уравнивались с художниками. Они никогда дважды не повторяли свои творения и за год создавали несколько сот новых композиций и комбинаций. Несколько куаферов во главе со знаменитым Леонаром Боляром, сооружая на голове французской королевы Марии-Антуанетты знаменитую впоследствии прическу «а-ля фрегат «Бель Пуль» высотой 70 см, трудились, стоя на лестницах, около 10 часов!

В прическу вставлялось множество драгоценностей. Случалось, что прелестная головка знатной дамы была так усеяна золотом и драгоценными камнями, что ее вес превышал вес всего тела. Потом пришла мода на перья в волосах, ради которой были уничтожены тысячи лебедей, павлинов, цапель, страусов и других редких птиц. Большим подспорьем в сооружении всех этих чудес были шиньоны, подушки-подкладки, лаки, помады, сало и бараний жир, удерживавшие пудру. Серьезную роль играли шпильки различной длины. Порой их число достигало нескольких сотен.

Пудру употребляли всевозможных цветов: серую, белую, палевую и розовую. Щеголиха надевала льняной пеньюар «пудер-мантель», чтобы не испортить платье и грим, и держала длинную маску с пластинками слюды против глаз, парикмахер обильно пудрил ее. Парикмахеров той поры нередко называли «мерлан», что означало рыба, обваленная в муке.

Модницы постоянно носили с собой флакончики с резкими духами. Существовала специальная костяная или металлическая спица или трость (grattoirs), с помощью которой можно было, просунув ее сквозь валики, подкладки и прочие «примочки» и «прибамбасы», почесать голову, не портя прически. Эти палочки для чесания обычно имели наконечник в форме человеческой кисти.

Во время сна пользовались специальными, обтянутыми шелком деревянными подставками-подголовниками, которые давали возможность держать прическу на весу. Некоторые модницы вообще спали сидя в креслах. Для защиты от грызунов изобрели специальный проволочный чепец («кибитку»), который надевали даме на голову во время сна.

Чудовищных размеров прически выполняли функцию противовеса огромному шлейфу, тянувшемуся за платьем дамы. Кроме того, туфли с высокими каблуками и огромная ширина юбки в бедрах также требовали уравновешивания. Поскольку при подобных прическах удержать равновесие было сложно, то появилась мода на тонкие трости с жесткой кисточкой-чесалкой для головы – необходимый атрибут прогулок по саду или парку.

Мода на высокие прически исчезла после рождения Марией-Антуанеттой наследника престола; после родов ее роскошные волосы сильно поредели и она быстро ввела в моду новую прическу – небольшой паричок с шаловливыми локонами “enfant” (фр. «дитя»).

Непревзойденной мастерицей гримировки долгое время считалась всесильная мадам де Помпадур. Наводили грим, сидя за туалетным столиком – важнейшим предметом той эпохи. Снабженный зеркалом, украшенный кружевом, убранный муслином, он содержал весь арсенал косметических средств: неисчислимое количество жидкостей для гримирования и высветления, пудры, парфюмы, краски, средства от веснушек и прыщиков и прочие «женские примочки и притирания». Именно здесь лицо превращалось в произведение искусства. Грим применялся столь обширно, что порой мужья не узнавали своих жен.



Гримирование было исключительно привилегией знатных дам, другим, в том числе и женщинам легкого поведения, оно был запрещено, Дама высшего света уже издалека бросалась в глаза своим искусным гримом. Щеки были сильно нарумянены, остальная часть лица бледна до крайности. Дамы покрывали лицо свинцовыми белилами, поскольку бледная кожа считалась признаком аристократизма. С этой целью производили кровопускание и пили уксус. Для полной иллюзии проводили на лице голубые прожилки, будто бы проглядывающие сквозь нежную, тонкую кожу.

При этом умывались далеко не каждый день, чтобы сохранить макияж. Популярными были молочные и земляничные маски. В макияже главным был красный грим самых разных тонов. Расходовали его в больших количествах, Так, в год Франция расходовала два миллиона баночек с красным гримом.



На каждую даму уходило в год косметики с полпуда. На многочасовых увеселениях пудра и румяна на основе цинковых белил подсыхали и отваливались кусками, поэтому дамы вынуждены были поправлять грим на своих ярко нарумяненных щеках, который делал их похожими не на людей, а «на ободранных телят».

Гримировали даже мертвых, чтобы они выглядели как можно красивее. Некоторые дамы в своем завещании точно описывали, как следует загримировать их после смерти. Нежность шеи умершей подчеркивали прозрачные платки с синими прожилками.

Потребности в пудре в Европе того времени были огромными. Для французов и француженок ее требовалось столько, что во Франции случались перебои с рисовой или пшеничной мукой, из которых производилась разноцветная пудра для косметики, Пудрили лицо кисточками или мехом. Зато обильно напудренные волосы и не в меру раскрашенные лица помогали в самом главном: скрывать возраст.



...Кстати, пудрились даже дети, но не для того, чтобы выглядеть старше, а из-за моды: всем следовало казаться одинакового возраста, т.е. молодыми...

Среди портных и портних появились настоящие корифеи своего дела, например, широко известная тогда модистка из Амьена м-ль Мари-Жанна Бертэн по прозвищу Роза (любимый цветок эпохи), обслуживавшая саму королеву, вздорную и капризную австриячку Марию-Антуанетту, за необыкновенные наряды прозванную «мадам Дефицит». Роза Бертэн (1744-1813) была столь популярна в парижских верхах (например, у сменившей в опочивальне Людовика XV маркизу де Помападур мадам дю Барри или у знаменитого шевалье д’Еона), что удостоилась неофициального титула «министерши моды». Организованное этой «королевой, иглы и наперстка» солидное ателье с двадцатью высококлассными портнихами на улице Ришелье в Париже явилось прообразом французских Домов Моды, столь популярных сегодня, а ее влияния на знатных дам при дворе было сродни влиянию современных кутюрье на общественное сознание.



Мари-Жанна Бертэн обладала всеми необходимыми качествами: несомненным вкусом, умением понимать невысказанные желания клиенток, чувством гармонии и восприимчивостью к требованиям времени. Как никто другой она умела хранить тайны и использовать талант для упрочения своего положения. Шить у «министерши моды» означало одеваться лучше других, и все знатные дамы Парижа спешили заручиться расположением Модистки Ее Величества.

В отделке платья Роза Бертэн не знала себе равных. Именно при переделывании платья королевы к очередному балу она якобы и произнесла столь знаменитую фразу: «Новое – это хорошо забытое старое». Впрочем, не исключено, что авторство этого крылатого выражения и не принадлежит легендарной модистке: Роза Бертэн не писала мемуаров.

Особым шиком считались декоративные подвязки с пряжками и завязками. Роль дамской подвязки как «держательницы» чулок была второстепенной. Дамы могли поправлять подвязки прилюдно, кокетливо демонстрируя ноги. Постепенно подвязка, которая первоначально носилась ниже колена, переместилась выше колена. Так дама оказывалась в двойном выигрыше: во-первых, нога зрительно удлинялась и, во-вторых, появилась возможность возбуждать мужчин высоко обнаженной ножкой, прилюдно демонстрируя то, что в остальных случаях можно было обнажать лишь в интимной обстановке будуара. Недаром именно тогда появилась знаменитая французская поговорка: «Лицо женщины – это ее... ноги!».



...Об этом никогда не забывала волевая и умная герцогиня Мария-Анна де Шатору (1717-1744), имевшая большое влияние на короля Франции Людовика XV. Говорили, что Его Величество «попался» именно на точеные ножки де Шатору.

Лишь преждевременная смерть де Шатору открыла дорогу в королевскую опочивальню другим амбициозным дамочкам, в первую очередь Жанне-Антуанетте де Этиоль... – будущей мадам де Помпадур.

На 20 лет став фавориткой короля и одновременно королевой французских мод, маркиза де Помпадур дала миру моды немало: неглиже; прическу-«кораблик»; красно-розовый оттенок волос; сделала популярным атлас; нарядный фартучек с кружевами и, наконец, знаменитый мешочек для рукоделия – прообраз дамской сумочки, названный помпадуркой. С именем этой самой знаменитой фаворитки XVII! века отныне ассоциируется жеманная грация, изящные женские пустячки и безделушки.

С ее легкой руки в женском костюме той поры, большое внимание уделялось нижней одежде – юбке с распашной кофточкой. Дело дошло до того, что наконец-то она превратилась в настоящее произведение искусства: шелковое, обильно украшенное золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевной отделкой. Она до того изысканна, что становится предметом гордости дам. Декольте делалось столь низким, что позволяло видеть почти весь бюст, включая соски. Дамская нижняя одежда становится все эротичней, все сексуальней, поистине превращаясь в «орудие мирового соблазна».

Поздно начинавшееся утро (2-3 часа дня) – оно называлось на светском языке «молодость дня» – изнеженные, утонченные дамы встречали исключительно в неглиже (реже в пеньюаре или пудер-мантеле). В них же принимали визитеров. Смелые кокетки даже выходили в прозрачном неглиже на прогулку, тем самым привлекая внимание кавалеров.



Один из наиболее изысканных фасонов неглиже был непосредственно связан с мадам де Помпадур. По имени своей легендарной хозяйки оно стало называться «неглиже а-ля Помпадур». Оно застегивалось на пуговицы на предплечье и облегало спину до бедер. В нем дама могла показать все то, что хотела, и лишь намекнуть на кое-что, что желала скрыть.



... Столь же страстной поклонницей неглиже была и сменившая в королевской опочивальне Помпадур бывшая проститутка Мария-Жанна Бекю, ставшая волею счастливого случая последней любовницей сластолюбивого Людовика XV и графиней дю Барри (1743-1793). Все отмечали, что у нее другой тип красоты, чем у Помпадур, однако прелести в ней было не меньше, чем у прежней великой фаворитки короля...

При пепельно-сером цвете волос у нее были темные брови и загибающиеся почти до бровей ресницы, оттенявшие голубые, почти всегда подернутые дымкой глаза, совершенно прямой нос над изгибом чувственного рта, цвет лица, напоминавший «лепесток розы в молоке», длинная и полная шея. круглые низкие плечи и такие тяжелые и полные груди, от одного вида которых у короля – большого поклонника этой части женского тела – начинали нестерпимо чесаться ладони. Даже без грима и в весьма скромном туалете она оставляла придворных дам в глубоко декольтированных нарядах не у дел. Она вообще предпочитала по возможности как можно меньше пользоваться гримом, а кокетливые неглиже – пышным официальным туалетам. В первую очередь она заботилась о красоте своего главного «оружия» – восхитительного тела. Графиня дю Барри одной из первых стала принимать ставшие затем модными среди аристократок турецкие ванны и пользоваться услугами молоденьких юношей – массажистов. Именно она придумала довольно легкомысленную прическу, вскоре ставшую модной и известную как «шиньон а ля дю Барри».



Ближе к концу века в домашнем обиходе большой популярностью стал пользоваться очень сексуальный костюмчик «субретки» (горничной) – изящный чепчик, короткая верхняя юбочка, кокетливо приоткрывающая нижнюю и нарядный передничек или фартучек.

...Кстати, в версальском дворце Малый Трианон королева Мария-Антуанетта в муслиновом фартучке собственноручно доила коров – сливочно-белую Бланшетту и Брюнетту цвета красного дерева, снимала сливки и стряпала королю и дофину омлеты с шампиньонами. Очень скоро подобный фартучек стал выходным туалетом...

Если раньше фартук (передник) считался знаком того, что эта женщина неприкосновенна для постороннего мужчины, то теперь фартук стал у аристократок знаком всего лишь особого кокетства, принадлежностью эротического костюма.

Точнее всех, пожалуй, охарактеризовал эту эпоху известный государственный деятель Франции конца XVIII – начала XIX в. Талейран. Когда революционная гильотина начала сечь кукольные головы расфранченной и развращенной до предела французской аристократии, он бросил историческую фразу: «Кто не жил до 1789 г., тот не знает, что такое Радость Жизни!».